вал отец, отвлеченный обжигающим жаром пламени, которое едва поддавалось контролю. – Можешь передать мне ту… штуковину… такую…
Никто, кроме Торн, не понимал, что именно нужно отцу. Она протянула ему тяжелые железные щипцы, и он осторожно извлек крепкую круглую стеклянную колбу, наполненную расплавленной жидкостью, которая держалась над огнем в железном кольце.
Руки его стали слабее и тряслись, пока он сжимал щипцы. Сердце бешено колотилось, пока она обеспокоенно наблюдала за отцом, который переносил фляжку на обугленный деревянный верстак толщиной в четыре дюйма. Несмотря на дрожащие руки, ни капли содержимого не пролилось. Отец всегда осторожничал в ее присутствии.
– Что ты изменил в эксперименте на этот раз, папа? – спросила она, с любопытством наблюдая за светящейся жидкостью внутри колбы. Девочка знала, что цвет со временем изменится. Результат эксперимента станет известен после того, как жидкость остынет.
Она болтала ногами, а по спине у нее струился пот. Они проводили целые дни в мастерской, пока папа создавал элемент за элементом. Но золото у него пока так и не получалось. Ни Торн, ни ее отец не впадали в уныние от того, что у них что-то не выходило. Вечерняя прогулка по городу под лучами летнего солнца быстро развеивала их разочарование. А после они проводили мозговой штурм, обсуждая разные способы того, как превратить очередной кусок железа в золото.
Торн прищурилась, глядя на жидкость. Что-то изменилось.
– Я заменил один из реагентов на…
Отец Торн умолк, широко раскрыв глаза, и уставился на колбу.
Молниеносным движением он схватил маленький молоток и резко стукнул по ней, отчего стекло разлетелось вдребезги. Торн вздрогнула от громкого звука.
– Ты разбил его, папа!
Взгляд метнулся от разбитого стекла, разлетевшегося по столу, к мягкому диску полутвердого металла. Но не простого металла, а золота.
Золото!
– Папа, ты сделал это! – воскликнула Торн, в волнении вскочив на ноги.
Отец выронил щипцы, подхватил ее на руки и закружил по мастерской. Его тронутые сединой волосы щекотали щеку.
– Мы сделали это, моя розочка, – поправил он, поцеловав ее в лоб и крепко прижав к груди.
– Мама была бы так счастлива!
– Конечно, была бы. Посмотри-ка на нас. Неудержимая команда.
Щеки разболелись от широкой улыбки. Люди в деревне всегда шептались о ее маме, но никогда не говорили о ней вслух. С папой все было иначе. Они видали лучшие времена. Иногда по ночам она все еще оплакивала маму. Боль оставалась столь же острой и мучительной, как в тот день, когда умерли мать и младшие сестры Торн. Но бывали дни, подобные сегодняшнему, когда жизнь казалась прекрасной.
Отец опустил ее на землю, и Торн вытерла руки о юбку выцветшего голубого платья. Она сморщила нос от отвращения, увидев грязные черные разводы на ткани и на ладонях.
– Мы такие грязные, – простонала она.
Вечером отец наверняка заставит ее искупаться. Она ненавидела принимать ванны. Вода слишком быстро остывала.
Папа провел пальцем по своей покрытой сажей щеке и вытянул руку, ухмыляясь.
– Я еще хуже, чем ты, так что сегодня вечером можешь принять ванну первой. К тому же мы должны отпраздновать это событие за ужином. Если поторопишься, мы даже успеем захватить несколько пирожных из пекарни, пока они не закончились.
Она взвизгнула и побежала в ванную, шлепая босыми ногами по каменному полу. Торн прошла мимо кипящей на слабом огне воды, схватила с тарелки кусок мыла, опустила руки в холодную воду и начала тереть. Она привела себя в порядок так быстро, как только смогла, а затем метнулась в свою комнату, чтобы переодеться в другое платье. Торн сунула ноги в ботинки и вышла за дверь, направляясь в пекарню.
– Минутку, девочка моя, – позвал отец, закрывая деревянную дверь. Торн резко остановилась, и он протянул последние оставшиеся монеты, а после обхватил ладонями ее щеки и поцеловал в лоб. – Я пойду прямо за тобой. Не разговаривай с незнакомцами.
– Хорошо, папа.
– А теперь иди. Я заплачу свечнику, а потом встречусь с тобой на окраине.
Она кивнула и побежала в город знакомой дорогой. В него почти никогда не приезжали новые лица.
Торн увидела окрашенную в желтый цвет пекарню и толкнула дверь. Жизнерадостный колокольчик возвестил о ее прибытии. Грузный мужчина, управляющий пекарней, ласково улыбнулся подошедшей к прилавку девочке. Она приподнялась на цыпочки и положила монеты на стол, едва выглядывая из-за поверхности.
– Что хочешь, девочка? – спросил он. – Буханку хлеба? Еще у меня есть печенье, которое мой сын сжег утром.
Торн знала, что мужчина не подразумевал ничего плохого, спрашивая о подгоревшем печенье. Обычно им с отцом не доставало монет на что-то дорогое, поэтому они брали все, что им давали.
Но сегодня все совсем по-другому. Сегодня все изменилось.
– Два ягодных пирожных, – сообщила она пекарю, улыбаясь