>
10:00
Мама, а ты меня любишь?
Мама?
⠀
⠀
⠀
⠀
⠀
⠀
⠀
⠀
«Блажен, кто праздник Жизни рано
Оставил, не допив до дна
Бокала полного вина,
Кто не дочёл Её романа
И вдруг умел расстаться с ним,
Как я с Онегиным моим».
Сила, которой наделена Игра, – её правила.
Твой ход засчитан и достаточен для того,
чтобы оказаться здесь…
…и вспомнить о правилах…
Ходы 1—99
Сначала идей нет, тебя тоже нет. Первой ходит жизнь, ты окружён ею. Жизнь не окружает малоценных, так что соберись. Ты можешь окружить ходы реальности, если это получилось, то это серьёзное достижение.
Ко-игра с реальностью – такая же реальность, как и всё остальное. Легко проверить, когда заканчивается игра. Если ты ещё жив – игра продолжается. Играя, чти вероятности и остерегайся величин.
Ходы 100—199
Играй с жизнью изысканно, сооружая пространство контроля, в котором твой контроль так же реален, как реальна жизнь.
Ходы 200—211
Отклонись от узкой природы нормы к широкой иллюзии ошибки.
Когда ты делаешь ход, выглядящий слабым, кто-то может расценить его как ошибку, но, возможно, точнее будет считать такой ход провозглашением твоей победы?
⠀
⠀
⠀
⠀
⠀
⠀
⠀
⠀
«Что это, пролог или надпись на колечке?»
⠀
⠀
⠀
⠀
⠀
⠀
⠀
⠀
Начали?
Предисловие
Кабуки дзюхатибан
Множится печатное слово. Авторы придумывают романы, рассказы, пьесы, складывают стихи, басни, повести, сочиняют сказки, мифы, былины – наваливают ещё и ещё, как будто до сих пор кишит недостаточно. Писать – решить, в каком платье завтра проснётся судьба. В пёстром и глянцевом мифе о Фаэтоне, в земной и необычной драме «Мартин Иден» или в страстном образе Христа. Но начиная с того момента, как обнаружилось, что судьба замерзает на ветру, несмотря на очереди наделённых ясным умом мыслителей в прихожих ателье, сочинительство стало занятием толпы.
Оказавшись на пороге вместе с иными писаками, я пытался выразить тишину, которую слышал. Я не был требователен к себе, выбрав лёгкий путь, на котором мне было не дано пережить самого себя. Я потакал тем редким ярким бликам света, которые с величайшей учтивостью вели меня на гильотину, кладя голову на камень. Перед тем как вновь умереть, я успевал лишь сказать: «За что?»
Теперь я здесь, на пороге, чтобы заглушить голоса случайности и согреть судьбу. Мне служит исключительно тёмное, чтобы передать тебе белое. Точно так, как на поверхности этого белоснежного листа бумаги проявляются мои чёрные буквы.
Я работаю над этой книгой ни для чего, зная, что у неё нет будущего – она будет разрушена, и считаю, что её производство, возможно, не менее значимо, чем строительство на тысячелетия. В моей книге вы не найдёте эстетики и художественности, повторяющихся бесхребетными скриншотами одной и той же мысли, но встретитесь с её прямой противоположностью – идеей. Мы упакуем Париж и миллионы фотографий Парижа в один мешок, чтобы одним ударом разрубить многослойную ткань системы.
Хватит тосковать по утерянному раю.
Глава 1
Между Роной и Соной
3 апреля 1982 г., Лион, Франция
– Всё в порядке, Бернадетт, я отлично себя чувствую! – Жан-Пьер тепло обнял жену перед отъездом в госпиталь Эдуарда Эррио, хотя немного переживал за то, что пропускал курсы повышения квалификации в Дижоне, но страшная ноющая