тором в офисе на высочайшем этаже. За окном Башни – огромный мир в огнях разных жизней. Все кажется таким маленьким.
Если мой самодеятельный выпуск мира с атипичным поведением его героев, еще и без изменения шаблонов их ролевых обозначений на "нормальные" имена, обнаружат, неужели я всего этого лишусь?
Я теряюсь в думах – состояние, когда ты не мог поступить иначе, не отменяет горечи риска потерь.
А еще недавно все это и не могло быть моим – обычное собеседование в IT-компанию оказалось собеседованием в компанию, которая буквально проектирует бытие:
«Мы занимаемся самыми разными проектами, благодаря которым существует мир.» —
на этих словах с виду совершенно обычная женщина наклонилась к столу, чтобы передать мне конфетку, похожую на ириску. Что-то пугающе магнетическое было в
этом жесте.
Двое ее коллег контрастно к ее дружелюбию смотрели на меня неприкрыто изучающе.
На мое саркастическое недоверие «А в совете директоров у вас сидят боги?», последовал комментарий о моей необычайной проницательности.
Я поймала себя на мысли, что этот талант у меня от отца – он тоже нежданно удивляет меня раскрытием скрытого или точностью предсказаний, высказанных невзначай как шутки.
К слову, по критериям той должности скучного клерка, что я хотела занимать, я не прошла собеседование.
«У вас дурацкие вопросы! Процессы времени объемнее его формы!» – примерно так я не ответила на аналитический вопрос про определение времени на циферблатных часах, который вогнал меня в краску и панику.
Как мне сказали позже, именно этот проигрыш и гарантировал мне успех и должность в лиге моей компании – компании Первой Башни.
«Перед тем, как вы успеете отказаться, оставьте место для моего рассказа». —
Женщина напротив все также мягко ожидала моего согласия на ее продолжение речи.
Чувствуя себя героиней анекдота, я нетерпеливо кивнула, чему способствовал машинальный жест заброса ранее переданной ириски в ротовую полость.
Женщина, явно более довольная, чем минуту назад, откинулась на широкую и явно обитую натуральной кожей спинку кресла:
«Существует всего 4 компании, расположенных в 4 Башнях, создающих миры.
У каждой из них свой подход в работе и отношение к процессам – например, есть одна, которая считается самой консервативной из всех – ее еще зовут Старая Башня. Она призвана сохранять или даже восстанавливать старые способы устроения реальности. Все контр-революции и идеи великого возврата – их продукты. И такой спрос…присутствует.»
Она помолчала, вероятно, ожидая получить внешнюю реакцию моего авторства.
Но я тоже молчала.
«Две другие совсем иные…» – она продолжила.
«…Башня Плача и Башня Смеха. Они считаются парными, и говаривают, что их основатели – брат и сестра. Традиционно в центре своих миров для этих компаний располагается интенсивное эмоциональное воздействие. Это движущая сила их процессов. Только, как вы догадались, в центре выбраны эмоции разных зарядов.
Все медиа проекты внешних феноменов эмоционирования в основном поступают на реализацию им.
Можно сказать, что после обретения информационной средой доминантности в вашем слое реальности, произошел рассвет этих Башен.»
До меня интуитивно доходил смысл ее слов. Как из глубин своего до-социального знания. Прерывать рассказ не хотелось.
«И, наконец, есть наша компания – Первая Башня…»
Я поймала себя на мысли, что скромности им не занимать.
«…Именно с этой компании началось все, так как сама идея создавать миры для измерения, где обитают люди, синхронна именно с деятельностью ее основателя. Нетрудно догадаться, что Первая Башня – самая инновационная и изобретательная из всех.
Основные проекты новшеств, от христианства до интернета, разработаны именно на этих площадках высоких наднебесных этажей.
Именно за это Первую Башню любят, и именно за этим к ее командам обращаются.»
Её рассказ закончился, и лицо вещательницы явно ожидало ответного включения с моей стороны. Что-то вроде возгласов «Вау», «Ух ты», «То, о чем я всегда смутно думала, оказалось реальностью моей мечты» было ожидаемым сюжетным реагированием – и оно было бы правдивым, из всего канона ситуации.
Но вместо этого я смогла позволить себе только одно – вопрос:
«Как именно создаются миры, тем более если ваши работники – люди, как я? Вряд ли это делается каким-то космическим бурением.»
Мне кажется, это был крайне планомерный способ уточнить, что вообще у них в этой башне происходит, и о чем на самом деле, издали моих пониманий, ведется речь.
Люди напротив переглянулись.
Женщина, до сих пор ни одно из человеческих имен в моем сознании ей не подходило,