еток, решимость наша в бесплодье умственного тупика, так погибают замыслы с размахом, в начале обещавшие успех, от долгих отлагательств».
Получается, чем больше мы погружаемся в бездну причин происходящего, чем «длиннее» наши мысли, тем предстаем мы более беспомощными, а наши попытки что-то изменить – все более жалкими и лишенными всякого смысла. Как гласит Екклесиаст, любимый Я. И. Гилинским, «во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь». И сам Яков Ильич в данной книге весьма убедительно, на первый взгляд, выстраивает вселенную, земной мир, общество, человека, его самосознание – как обитель всепроникающей скорби, если не ужаса.
Вселенную, согласно второму закону термодинамики ждет тепловая смерть. Человеческое общество – все углубляющийся антагонизм «включенных» в благополучие и «исключенных» из него, но за счет которых временно процветают «включенные». За этим стоят – в политике – тупики тоталитаризма и либеральной демократии; в экономике – тупики социализма с гипертрофированно развивающейся бюрократией и финансового капитализма с не менее паразитарной олигархией. Сам человек – воплощение агрессии и насилия, самый злобный и хищный представитель животного мира, единственный в природе убийца себе подобных. Человечество своими руками готовит самоуничтожение – омницид.
Может показаться, что Яков Ильич сгущает краски, но он приводит «убийственную» статистику, а мы своими глазами наблюдаем, как оцифрованная бюрократия разрастается, дегуманизирует образ жизни, обессмысливает науку; как секьюритизация государством всего и вся ставит его выше закона. С обозначением Яковом Ильичем трех бичей человечества (оно само, государство и «развитой капитализм») спорить трудно. Итоговые четыре тезиса (люди – самые страшные и опасные существа; все лучшие качества и начинания ничтожатся насилием; все более отчетлива возможность омницида; власть и олигархия – страшные источники всего худшего) звучат даже не как диагноз, а скорее как приговор.
«И вот, все – суета и томление духа, и нет от них пользы под солнцем!.. Потому что мудрого не будут помнить вечно, как и глупого; в грядущие дни все будет забыто. И увы! Мудрый умирает наравне с глупым… Потому что участь сынов человеческих и участь животных – участь одна… все произошло из праха и все возвратится в прах».
В общем, «и ропщет мыслящий тростник»!
В позднее советское время в нашем славном городе было философическое общество танатологов, вышло несколько сборников «Фигуры Танатоса». В одном из этих сборников была опубликована написанная в довольно профетическом стиле статья автора этих строк, посвященная двум ужасам («жутям») человеческого бытия[1]. «Жуть I» – страх смерти, конечности человеческого существования – в духе известных строчек А. Вознесенского: «В ящик рано или поздно. Жизнь прошла – а на фига?!» «Жуть II» – ужас одиночества нашей субъектности. Так как каждый из нас видит, чувствует, понимает, никто никогда не увидит, не почувствует и не поймет. И давно замечено, что особенно остро эта жуть осознается и переживается в толпе себе подобных.
Учитель многих питерских философов Моисей Самойлович Каган, когда на семинарах или конференциях кто-то начинал говорить о важности философского осмысления смерти, выходил, хлопая дверью, со словами: «О смерти нельзя рассуждать». Спустя несколько лет он же опубликовал ряд текстов о «метаморфозах (вариант – диалектике) бытия и небытия»[2]. На мой вопрос с напоминанием его отношения к теме небытия он ответил: «Значит, дозрел».
Яков Ильич утверждает в послесловии к своей книге, что он не пессимист, как может кому-то показаться, а реалист. Я бы сказал больше: он оптимист в духе старой истории про пессимиста и оптимиста. Пессимист говорит: «Ну, всё плохо – хуже быть не может!» – «Может, может!» – отвечает оптимист. В этом плане позиция Якова Ильича достаточно конструктивна. Шутки шутками, но такой «оптимизм» обречен на положительные эмоции. Если его прогноз сбывается – «ну, я же говорил, что будет хуже!» А если не сбывается – «ну, и слава богу!». Сложнее относительно демонстративно декларируемого Яковом Ильичом малицаризма, согласно которому наличие скорби и печали бытия (его «жути») – свидетельство того, что этот мир лежит во зле и само бытие суть воплощение зла. Следует ли из признания онтологического трагизма бытия вывод об онтологичности зла?
В упомянутой статье говорилось о возможном преодолении «жутей» существования бытия – как осознании сопричастности и самоотдачи чему-то, превышающему индивидуальное бытие: миру, природе, другим людям. Правда, для того, чтобы что-то отдавать, надо это иметь. Поэтому все равно ключевым моментом является субъектность личности, самосознание собственной самости. И вот тут начинается самое интересное… Применение к бытию моральных характеристик добра и зла чревато парадоксами вроде теодицеи или оснований математики. Как всеблагий, всемогущий, всесильный Господь допускает существование зла и выбор между добром и злом? Или – является ли множество всех множеств подмножеством самого себя?
Да, позиция Якова Ильича очень реалистична. Столь же реалистичной была и характеристика жизни мудрейшим М. М. Зощенко, говорившим, что жизнь создана