ву Валерию Александровичу, хозяину немелкой торговой компании и известному в городе человеку, пора было вмешаться. Дело медленно и верно шло к тому, что он обязан был выказать себя отцом.
За дочерью он не следил никогда, ему было не до того, и у них с ней были больше приятельские отношения. Секретничала она, как и положено дочерям, с матерью, но и сказать что он не был привязан к дочери он тоже не мог. Всё, что положено делать родителю для своего ребёнка, он всегда для неё делал и не было такого, чтобы она отнеслась к этому небрежно, она это ценила и потому в общении с ним всегда показывала что они вдвоём.
С его другом было не так. Это был лучший друг, частица его души, тот человек, который был ему по-настоящему дорог. Хоть дружба была давно, в институте, но он всегда её помнил. После распределения они долго не виделись, друг где-то работал, потом сбежал от распределения, мотался по северам, там был кем придётся, каким-то, он говорил даже, корреспондентом в газетке, вернулся, позвонил ему и попросил взять к себе на работу. Батогов, по старой памяти, его взял. Ему нужен был надёжный человек чтобы руководить складом, такой человек, которому он мог бы доверять. Но на складе тот не прижился – его не приняли и он завинтил гайки. Кладовщики были недовольны. Такого Батогов от своего друга не ожидал. Он съездил на склад и всё утряс. Кладовщики стали отчитываться в делах только ему, напрямую. Увидев это, друг заявил что уходит и хоть Батогов просил его остаться, не соглашался.
– Зачем я буду оставаться? – говорил он. – Я всё равно там ничем не руковожу.
И Батогов уволил бы его, уволил даже несмотря на то, что это был близкий ему человек, но у него был пунктик – он не любил так просто расставаться с людьми; когда от него кто-нибудь хотел уйти, он почему-то всегда думал что часть вины в этом лежит на нём, что это он где-то "не доруководил", к тому же, этот человек мог запросто оказаться у конкурентов, и такое уже было, и люди эти там, у конкурентов, нередко достигали каких-то значимых вершин. Здесь, в случае со своим другом, Батогов знал что наверняка закончится этим и постарался подыскать для него новую работу. Он кинул его на производство которое совсем недавно у него открылось и, к своему удивлению, угадал. Друг взялся за дело с энергией и было видно даже со стороны что это как раз его дело, но ближе ни к нему, Батогову, ни к коллективу от этого он не стал. Он не участвовал в корпоративных вечеринках, ни с кем не сходился и говорил всегда со всеми, и с ним, Батоговым, только о деле. Как ни пытался Батогов вывести его на частный разговор, это ни к чему не привело. И между друзьями начал нарастать лёд. Когда же обнаружилось что дочь беременнна, лёд это был уже настолько толстым, что Батогов не поговорил со своим другом – он даже не знал с чего начать этот разговор. И, более того, он чувствовал что просто боится заговорить и это открытие неприятно его поразило. Он раздражался на себя, но всё-таки заставить себя заговорить до сих пор не мог.
– Стучит, – сказал он шофёру, прислушиваясь к шумам в салоне машины.
– Где?
– Ну, что я буду тебе говорить где?! – вспылил Батогов. – Найди! Ты сам, что ли, не слышишь?!
Шофёр сгорбился и втянул голову в плечи.
– Приедем в контору, – сказал Батогов, – обязательно посмотри.
В конторе его ждал бухгалтерский отчёт за предыдущий месяц и "утренний моцион" – общение со своим серым кардиналом которого все звали по отчеству, Тадеушичем, и который знал о конторе всё: и что в ней происходит, и что происходило и что будет происходить. Это был нужный человек, он занимался связями и нестандартными вещами и хорошо управлялся с тем, что было ему поручено. "Вот с ним, – подумал Батогов, имея ввиду сложившееся с дочерью положение, – мне и надо будет посоветоваться. Он не дурак и, сколько я его знаю, циник. Вот он-то, может статься, меня на что-нибудь и натолкнёт."
Машина остановилась у крыльца и Батогов вылез, поднялся по ступенькам, потянул на себя дверь и остановился. Шофёр, шедший следом, остановился наткнувшись на него.
– А ты куда? – спросил Батогов.
Шофёр какое-то время соображал о чём говорит шеф, потом нехотя развернулся и пошёл к машине. "Чёрт! Надо увольнять эту старую гвардию, – подумал Батогов. – Совсем мышей не ловят."
– Доброе утро, Валера, – сказала пожилая женщина, попавшаяся ему навстречу.
– Привет, Михална, – сказал Батогов и вошёл в свой кабинет.
В предбаннике сидел Тадеушич и тыкал пальцем в клавиатуру компьютера, но Батогов знал что в ту игру, которая сейчас была на экране, Тадеушич почти никогда не играл, она была нужна ему для отвода глаз, – нельзя было чтобы посетители думали что он находится не при деле.
– Привет, – сказал Батогов и подал своему заместителю руку. Тот встал, поправил галстук и только после этого её пожал.
– Ну, как дела в конторе? – спросил Батогов и открыл дверь в собственные владения, куда без его ведома подчинённые не заходили.
– Смотря что тебя интересует, – сказал Тадеушич входя в небольшую комнату вслед за ним.
– Понятно. Значит, пока неприятностей нет?
– Похоже, пока нет.
– По