се они не похожи друг на друга. Каждый из них решен в своей оригинальной архитектуре. Наибольшее внимание привлекает Тадж-Махал огромной лестницей, белоснежными переходами и галереями, башенками с яркими цветными луковицами. Собственно, к индийскому Тадж-Махалу он не имеет ни малейшего отношения. Башни и луковицы взяты из храма Василия Блаженного в Москве.
Рядом с Тадж-Махалом находится на бордвоке именно та площадка размером шесть на двенадцать метров, на которой городские раввины и представители общественности собирались возвести жизнерадостный мемориал шести миллионам погибших евреев. Эта площадка имеет навес и скамеечки. На них сидят приезжие посетители, преимущественно, русские эмигранты. Дело в том, что хозяева казино предусмотрели все, чтобы приезжие не отвлекались от игры. Поэтому ни в вестибюлях, ни в прочих помещениях казино и гостиниц нет ни одного стула, ни одной скамейки. Стулья есть только возле игровых столов, где играют в блэк-джек, покер и кости, возле рулеток, кресла закреплены возле игровых автоматов. На остальной территории казино сесть негде (разве что на унитаз в санузлах, сияющих никелем, бронзой и чистотой, с картинами и услужливыми уборщиками-азиатами). Многие пожилые русские эмигранты ездят в Атлантик Сити на специальных автобусах, как на работу. Во-первых, приятно подышать пять-шесть часов свежим морским воздухом, во-вторых, это какой ни на есть приработок – стоимость автобуса 10 долларов, а на игру выдают 15 долларов. Пять долларов чистого навара. Но ходить пять-шесть часов по бордвоку тяжело – поэтому они располагаются на таких площадках, не подозревая, что на них может быть сооружен мемориал.
Правда, есть еще заведения, где можно сидеть – это буфеты и бары, но там нужно что-нибудь заказать. Наибольший интерес привлекает бар «Красная площадь» со всеми аксессуарами социализма (флагами, серпами и молотами, скромной копией рабочего и колхозницы, лозунгами «Вся власть советам») и коктейлями с аналогичными названиями. Перед баром стоит большая трехметровая статуя Ленина на пьедестале. Ленин в кепочке и с привычным жестом. Одну руку он засунул за жилет, а вторую протянул вперед, якобы показывая всем посетителям, направляющимся к игровым автоматам, «Правильной дорогой идете, товарищи!»
В Атлантик-Сити стекаются все желающие играть не только из Нью-Джерси, но и из многих других штатов, где азартные игры запрещены. Едут днем и ночью на автомобилях и прилетают на самолетах. Американцы признают два вида транспорта: автомобиль и самолет. Железную дорогу они почему-то игнорируют. Это там, на просторах бывшего СССР в свое время на смену гужевому транспорту пришла железная дорога и сразу стала нашим любимым транспортом. Пришел на вокзал, сел в вагон, проспал ночь, выходишь уже в другом городе и спокойно отправляешься делать свои дела. Американец предпочитает ехать на машине в далекий аэропорт, там маяться четыре часа, проходя таможенный досмотр, контроль багажа, металлодетектор и просто личный досмотр, потом перелет, в аэропорту назначения опять ряд процедур, ожидание багажа и опять поездка на машине.
Если американец видит, что ему нужно посетить какой-нибудь город на расстоянии порядка 300 миль, он, ничтоже сумняшеся, садится в автомобиль и проводит за рулем 5-6-7 часов на хайвеях и торнпайках, испытывая массу неудобств, связанных с едой, всякими гигиеническими процедурами и постоянным напряжением. Американец вообще не мыслит себя без машины. Проснувшись утром, он моется, одевается и тут же садится за руль. Даже завтрак он, как правило, потребляет по дороге. Берет в какой-нибудь Wawa или Dunkin Dоnuts кофе и сандвич, не выходя из машины, и уплетает их на полном ходу.
Поэтому, пробыв в Америке первый месяц без машины, мы уже чувствовали себя неловко, как голые на балу. Мы подсчитали свои скромные сбережения, созвонились с дилером, объяснили ему свои возможности и отправились по стоянкам на его автомобиле покупать машину. Алексей был весьма тертым малым – бывший московский таксист. Я у него поинтересовался, как мы доставим машину к нашему дому – ведь он же за рулем своей машины. «Это не ваш вопрос», – легкомысленно ответил он.
На пятой, весьма дальней стоянке, он наконец сообщил, что нашел то, что нам нужно, т. е. стоимость в пределах наших возможностей, и машина в хорошем состоянии. Это был Plymouth Reliant – небольшой автомобиль красивого серебристого цвета. Он сел за руль, мы проехали с ним несколько кварталов, вернулись назад, расплатились с хозяином и оформили все документы.
– Теперь садись за руль и поезжай домой. Быстрее всего по Рузвельт бульвару, – беспечно заявил он мне.
– Но я же никогда не водил машину без стыка. А Рузвельт бульвар – это первая магистраль в двенадцать полос движения.
– Это просто, – сказал он. – Ладно, поезжай за мной. Поедем по Бастлетон.
С легкой дрожью в коленках, я кое-как добрался до дома. Мы стали обладателями собственной машины. Международные права, которые мне выдали в Киевском городском ГАИ за две бутылки коньяка по жуткому блату почему-то на французском языке и с дикими ошибками, оказались в Америке недействительными.
Вернувшись домой, я стал вспоминать покупку своей первой машины в Киеве. Для архитекторов в те времена – это была непозволительная роскошь. Даже при моей должности нужно было положить