вермаг в Ленинграде, как делал эскизы декораций к спектаклям в Александринском театре, как руководил кафедрой графики в Академии художеств, как его эвакуировали во время блокады в Ташкент, как он там, прийдя в себя, начал работать над литографиями на восточные темы. Он рассказывал мне про свой казус с памятником Революции на Крещатике, когда его позвали для одобрения, а он предложил убрать солдата и матроса, как фигуры не имеющие отношения к памятнику, и как кричал инструктор ЦК «Уведите академика». Все это было необычайно интересно, хотя никакого отношения к моей диссертации не имело.
Я с удовольствием слушал его рассказы. В его кабинете стояли два старинных печатных станка для гравюр и литографий. Один небольшой, а второй огромный, неподъемный, с большим бронзовым колесом пресса. Он несколько раз пытался показать мне, как крутится это колесо, но оно почему-то не крутилось. Он даже подарил мне свой альбом с литографиями на узбекские темы с очень трогательной надписью. Литографии были блестяще выполнены. В конце концов он преподнес мне старый литографский камень, на котором остались следы печати рекламных объявлений то ли «Нивы», то ли «Журнала для всех». Я его еле дотащил домой и не знал, что с ним делать. Все это мне очень нравилось, но опять-таки никакого отношения к моей диссертации не имело.
Вторым моим руководителем был Александр Иванович Маринченко – кандидат архитектуры, руководитель отдела в Академии архитектуры. Когда я пришел к нему на консультацию и изложил выбранную мною тематику, он сказал:
– Это хорошо, что вы занимаетесь изучением природных факторов в архитектуре. Я сам уделяю много внимания этим факторам. Я, например, развожу пчел. У меня пять уликов. Это очень полезные насекомые.
Я пытался вернуться к своим делам, но он упорно продолжал рассказывать о своем увлечении:
– Вы знаете, если у меня где-то заболит, я тут же прикладываю пчелу, она меня кусает в это место, и боль через полчаса проходит. Очень полезно.
– Александр Иванович, вы же специалист по школам, ведете школьный сектор. Мне сказали в мединституте, что инсоляция в школьных зданиях это один из основных факторов, влияющих на здоровье детей.
– Здоровье детей? Да, вы знаете, многие этого не понимают. Например мои соседи по даче без конца жалуются, что мои пчелы кусают их детей. Я им говорю, что это полезно, а они мне кричат, что поставят вопрос об исключении меня из кооператива.
При этих консультациях, носивших сугубо научный характер, он смотрел только прямо. И если я садился сбоку от его стола, то получалось, что он смотрит мимо меня и обращается совсем не ко мне. Однажды я решился и спросил его, почему он, когда говорит, не смотрит в мою сторону. На это он ответил:
– А чего вертеть головой туда-сюда? В этом нет ничего полезного.
Впоследствии мне объяснили его сослуживцы, что после инфаркта он старается не делать лишних движений и не оборачивается к своему собеседнику.
В общем я понял, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих и бросился к своему консультанту Семену Семеновичу Познанскому в медицинский институт. Он консультировал меня в музее истории медицины, расположенном в корпусе на Пушкинской, куда я пробирался по широкой темной лестнице, заткнув нос, преследуемый страшной вонью вивария из подвала. Как я уже писал в «Лысом-1», при первом посещении меня сопровождали реплики студентов, стоявших на лестнице, привыкших ко всему и жующих бутерброды в этом страшном амбре:
– Где тут у нас музей истории медицины? Тут ходит экспонат разыскивает.
Зато Семен Семенович принял меня весьма радушно. Он был человеком восторженным, и каждая моя проработка вызывала у него бурю эмоций. Когда я сделал расчет инсоляции, необходимой для санации помещений, он с энтузиазмом кричал:
– Теперь мы покажем этим неучам, создающим нормативы, что солнце нам необходимо, во всяком случае не меньше трех часов в день.
Когда я просчитал вредный эффект солнечного облучения, он с не меньшим энтузиазмом провозглашал:
– Теперь мы им покажем, что значит избыточная инсоляция.
Когда я сделал чертежи установки «фиксированное солнце», он тут же позвал электриков и смонтировал эту установку у себя на кафедре. Провожая меня в Москву на первую встречу с коллегами, он наставлял:
– Покажите им все, что вы разработали. Они сразу поймут, насколько это серьезная работа и не смогут не поддержать вас. Я даже думаю, что они с вашей помощью внедрят это в своем институте.
Бедный, бедный простосердечный энтузиаст Семен Семенович. У него были приличные связи в медицинском мире и бесконечная вера в людское взаимопонимание и поддержку. Оказалось, что все это совсем не так. Хорошо, что перед отъездом мне удалось побеседовать с Дмитрием Ниловичем Яблонским.
– Ничего из разработанных вами инструментов и расчетов вы им не показывайте. Скажите, что вы начинающий аспирант и расскажите о своей работе в общих чертах. Посмотрите на их реакцию.
Дмитрий Нилович как в воду глядел. Когда меня приняли в профильном институте, я рассказал в общих чертах о своей работе. Первая реакция руководителя