ска, на котором сидела – кажется, минуту назад он был прохладным, а теперь – почти горячим, согревающим ее тело. Или это ее тело горело и могло теперь воспламенить даже песок? Виновато море. Море и первый день отпуска. И сладкое фруктовое вино.
Шокирующе горячие губы коснулись ее уха – и когда он успел прервать поцелуй?
"Я хочу тебя прямо сейчас. У меня" – отчетливо произнес он. Не предлагая. Не спрашивая. Сказал это так, словно считал ее согласие чем-то само собой разумеющимся.
По ее телу прошла глубокая дрожь, и она словно проснулась, заново осознавая себя на берегу моря. Ночь. Луна. Еле знакомый мужчина с какой-то магической, зашкаливающей сексуальностью. И она ужасно боится сказать ему "да", потому что понимает, что хочет этого слишком сильно…
Она не имела ничего против курортного романа в этом отпуске. Можно сказать, даже рассчитывала на него – видит бог, ей очень надо было развеяться, и уже давно. Слишком много стресса было за последний год. Слишком много маленьких личных трагедий. Слишком много работы, чтобы отвлечься от них. И, наконец, теперь была готова к развлечениям. Вот только не на такое она рассчитывала. Ей бы что-нибудь полегче… Как она вообще оказалась с этим мужчиной на пляже после одного бокала вина? Ведь он не в ее вкусе. Она совсем не с таким планировала крутить роман на отдыхе. Ей нужен был сладкий симпатичный мальчик, ее лет или младше. Желательно, иностранный турист или кто-то местный.
Кто-нибудь легкомысленный с бронзовой кожей и слабеньким английским. Чтобы говорить только о море, немного о еде, а потом – только приторные комплименты, которые, впрочем, не приедаются за две-три ночи. А большего и не надо. Пара свиданий, пара ночей бешеного секса – и остальное время она с удовольствием проведет одна, будет много гулять, покупать безделушки на торговых улочках и подолгу сидеть вечерами на море, глядя на пену, белеющую в темноте, и воображая, как начнет по приезде новую жизнь. Больше никогда не будет слишком много работать и допускать в свою жизнь мудаков, которые превращают жизнь в месиво.
Этот мужчина был полной противоположностью бронзовокожего смазливого героя ее идеального курортного романа. Его кожа благородного офисно-зеленого оттенка как две капли походила на ее собственную, лицо давно утратило мальчишеские черты, а самым плохим было то, что познакомились они в самолете, вылетевшем из Домодедово. Нет, самым худшим было даже не это, хотя что может быть хуже, чем заводить курортный роман с таким же москвичом? Пожалуй, только заводить курортный роман с мужчиной, который умел смотреть так, что об его взгляд можно было обрезаться. Слишком умный взгляд. Слишком внимательный.
У Милы хватало опыта, чтобы понимать, кто с кем на самом деле крутит роман. К двадцати восьми годам такие вещи уже начинаешь просекать, если, конечно, не пропадаешь в каком-нибудь монастыре или, еще хуже, замужем. Судя по всем ее замужним подругам это было куда худшей участью, а может, ей так лишь казалось. Во всяком случае, сама Мила никогда не была ни там, ни там, но монахинь, рвущихся стать светскими львицами, она не встречала, а замужних – сколько угодно. Монахини, опять же, гораздо чаще источают умиротворение, чем замужние женщины.
И монахини наверняка источают его потому, что не так часто становятся объектом манипуляций со стороны мужчин, размышляла она. С Милой же такое случалось не раз и не два, и поэтому она давно четко усвоила, что ведет партию, даже самую короткую, всегда кто-то один. И если ты не уверен, кто именно, значит, это не ты. Похоже на танец – оба вести не могут: или запутаются в ногах или подерутся. И если ты танцуешь с кем-то, сама не зная, как, и все складывается гладко – следовательно, тобой умело управляют.
А еще она знала, что позволять мужчине вести, по-настоящему управлять – очень опасно.
К счастью, мужчин, которые любят вести по-настоящему, очень мало. Большинство предпочитает, чтобы женщина вела – разумеется, если при этом она разумно делает вид, что он главный. Мила плохо умела делать вид – это портило ей всю жизнь. Пока хорошо получалось только с бронзовокожими мальчиками. Там все просто: улыбайся, кивай, позволь ему угостить тебя ужином, потом – прогулка по пляжу и обязательно что-то вроде: "ой, дарлинг, у тебя в глазу ресничка" – и поцелуй. А потом и продолжение у него в квартире или в номере, если турист.
Все просто, все понятно, и двух ночей, как правило, достаточно обоим. Иногда одной.
Мужчины со взглядом, режущим как бритва, ресничек в глазу никогда не ищут и не рассказывают о звездах. Они вообще обычно немногословны. Но делают как-то так, что ты довольно скоро непонятным образом находишь себя за странным занятием, а именно за рассказом незнакомцу о самом сокровенном. О чем-то из детства или о том, что зрело внутри последние года три, но все никак не формулировалось, а тут раз – и вышло. Сами они сокровенным никогда не делятся, но часто бывают интересными рассказчиками. И тогда ты просто слушаешь, открыв рот, и хохочешь над шутками, как бешеная, а потом понимаешь, что уже полчаса хочешь его поцеловать, даже если вы всего тридцать пять минут знакомы.
…Его звали Саша, и он сел в кресло по соседству в последний момент перед взлетом, когда двери самолета были давно закрыты, и