.
Дверь комнаты отворилась, и в неё осторожно вошла женщина лет тридцати с небольшим. Её звали Катерина, по паспорту, а соседи величали просто Катеван или по-свойски – Кеке. На ней было чёрное платье, а чёрный платок на её голове был так органичен, что казалось, он к ней прирос. Она носила траур по умершему первенцу Мишико и второму ребёнку Гиви. Катеван подошла к спящему мальчику. Он у неё родился такой слабенький и болезненный, и она боялась, что он тоже умрёт, да ещё не крещёным, но Бог миловал. Она тронула его за плечо.
– Сусик, вставай.
Мальчик открыл глаза, удивлённо уставился на мать.
– Уже?
– Отец Чарквиани принёс письмо в духовную семинарию. Чтобы тебя приняли как лучшего выпускника нашей приходской школы. Вставай, вставай, сынок. Дядя Яков уже фаэтон прислал с кучером.
Сосо в одно мгновение спрыгнул с кровати с радостным криком: «Ура! Мы едем в Тифлис! Тифлис! Тифлис! Тифлис! Я люблю этот город!». Он вдруг неожиданно умолк и обратился к матери с вопросом:
– Кеке, а не получится так, что отец снова меня похитит и засунет на эту вонючую фабрику? Как я тогда буду учиться?
– Не бойся, мой хороший. Он тебя больше не тронет. Он от нас отрёкся. Он для нас теперь чужой. Слава богу, дядя Яков не даёт нам по миру пойти с протянутой рукой.
– Мне страшно, Кеке, – тихо прошептал Сосо и прильнул к матери. – А как ты здесь будешь без меня, совсем одна? Кто тебе будет помогать, Кеке? – спросил он её.
– За меня не беспокойся, мой родной. Здесь я не одна, здесь мы как одна семья, все мне помощники и друзья. Кеке нужна всем, глядишь, и мне помогут, если будет нужда. Ты, главное, учись, сынок, хорошо, а когда станешь епископом, я буду самой счастливой мамой на свете…
Она наклонилась и нежно поцеловала его волосы.
Провожали Сосо всем двором и всей школой, надавали всякого снадобья. Сосо видел, как купец Яков Эгнатошвили, борец, владеющий несколькими харчевнями, которого знала вся Грузия, незаметно сунул матери деньги, а отец Георгий всплакнул, сожалея, что потерял лучшего певца церковного хора.
Тифлисская духовная семинария находилась в самом центре города на Эриванской площади. Она была построена в 1838 году швейцарскими архитекторами – братьями Джованни и Джузеппе Бернардацци. Ещё совсем недавно нашим современникам это здание было известно как Государственный музей искусств. Это название оно получило в 1950 году. А до революции это была престижная гостиница «Царские номера». Но сейчас оно вновь соответствует своему первоначальному предназначению. Это духовная семинария.
Однако обратимся к истории и вернёмся в тёплый летний день 1894 года, когда на проходной семинарии появилась наша героиня Катерина Джугашвили. Женщина, одетая во всё чёрное. С ней был подросток, одётый в тёмные штаны и такую же тёмную куртку поверх серой рубашки. На нём были новые чёрные ботинки, левый из которых жутко натирал ногу, а на голове – гурийская войлочная шапочка. Мальчик вертел туда-сюда головой, оглядывая уже знакомые дворцы, большие дома, и фаэтоны, и красиво одетых людей: в Гори всё совсем не так. «И одеваются не так красиво», – думал он.
Мать тем временем объясняла охраннику, что она приехала по протекции настоятеля храма Пресвятой Богородицы отца Георгия к архимандриту Серафиму, который должен их ждать.
– Понятно, понятно, – недовольно фыркал охранник, открывая журнал посещений. – Фамилия?
– Джугашвили, – ответила она. – В девичестве Геладзе.
– Этого не надо.
– Год рождения?
– 1860.
– Откуда?
– Горийский уезд.
– Сословия какого будете?
– Так, из крестьянского будем.
– Зачем приехала?
– К батюшке вашему архимандриту Серафиму по протекции от отца Георгия, – сказала она громко.
Охранник поднял глаза. Он был, скорее всего, отставной нижний чин. На него смотрели жёсткие карие глаза молодой симпатичной женщины, готовой порвать всех, кто встанет на её пути к заветной цели.
– Извините, сударыня, – сорвалось с его языка, – только заступил, ещё не разобрался.
Она жестом успокоила его.
– Ничего, дорогой, мы не спешим.
– Мальчик кто будет?
– Иосиф, сын мой, 15 лет.
– Что-то мелковат он для 15 лет, – усомнился охранник и позвонил в колокольчик.
Услышав это, Сосо насупился, сжал кулаки, набрал полные лёгкие воздуха и, выражая своим видом несогласие с охранником, выпалил:
– Большие – да дурные, а маленькие – удаленькие!
Тут же прибежал дежурный семинарист. Охранник вручил ему записку.
– Бегом к отцу Серафиму. Скажи, к нему пришли по протекции.
Он вышел из-за стола, и только тут Кеке увидела, что он на одной ноге. Вместо второй к культе была приторочена кожаным ремнём деревянная ступа. Увидев смущённое лицо Кеке, он грустно объяснил:
– Под Ахалцихом