ция на обложке © Lily K. Qian
© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Альпина Паблишер», 2024
Моим родителям
Глава 1,
в которой я, по случаю празднования Ту бе-ава[1], делаю первый шаг к своей погибели
По прошествии времени я попытался объяснить ребе Морицу, что такого смешного в том, что мое страшное преступление спасло всю нашу общину. Он ничего не понял – то ли слишком рассвирепел, то ли голова у него была занята другими мыслями, то ли у него вообще нет чувства юмора.
Теперь-то мне не до смеха: из-за этой истории я лишился будущего, попал в реанимацию, непоправимо испортил репутацию и себе, и всему своему семейству. Но тогда казалось – забавно.
Началось все в Ту бе-ав, один из самых малопонятных еврейских праздников. Я – из ортодоксов[2], но даже я толком не помню, что там за история. Вспомнил, только когда выглянул в окно и увидел девушку в белом. Она шла по тротуару на противоположной стороне улицы.
Сам я был на занятии по галахе[3] – учил еврейский закон. Обсуждали мы ритуальное омовение рук. Ребе[4] Мориц ходил туда-сюда перед доской, читал выдержки из «Шулхан-арух»[5], время от времени что-то писал на доске по-английски или по-древнееврейски.
Я иногда отвлекался, потому что рядом со мной Мойше-Цви Гутман чавкал овсяными хлопьями, а еще иногда отвлекался, потому что Эфраим Резников читал «Шулхан-арух» по своей книжке, но у них с ребе Морицем выходило вразнобой. Но сильнее всего меня отвлекали попытки вспомнить, чему же посвящен праздник Ту бе-ав.
Спросить лучшего друга Мойше-Цви я не мог – он бы стал надо мной смеяться из-за моего невежества. Мойше-Цви учится очень старательно, и, если ты не дотягиваешь до него в знаниях, он тут же дает тебе понять, какой ты шмук[6]. Поэтому я просто уставился в окно – мол, ответ можно найти где-то там, на улице. И нашел.
Потому что девушка вдруг начала танцевать, поводить руками, покачивать телом.
Тут я и вспомнил, что Ту бе-ав как-то связан с танцующими девушками и виноградом – в библейские времена урожай винограда был довольно важной штукой. Пока убирали виноград, все незамужние девушки из Иерусалима отправлялись на виноградники и танцевали там, одетые в простые белые платьица. А поскольку все девушки были в простых белых платьицах, юношам было не разобрать, богатая это девушка или бедная и даже какого она роду-племени. Воцарялось эдакое всеобщее равенство, и юноша мог выбрать себе жену, не думая о том, бедна ли она и не происходит ли из какого-нибудь нехорошего рода, соперничающего с его родом.
На девушке за окном не было белого платьица, у нас все-таки двадцать первый век. На ней была белая футболка, из-под коротких рукавов выглядывали худенькие руки. Футболка доходила до шортиков, почти полностью открывавших ее ноги. Ноги кончались белыми адидасовскими кроссовками с голубой полоской.
Она танцевала. Почему она танцевала? Рядом на тротуаре не было никого, кроме белой собачки. Я подумал: странное поведение, но кто их знает, нееврейских девушек, может, они все время танцуют для своих собак. Я без понятия. Мне вообще не положено глядеть на нееврейских девушек. Наверное, бывают и еврейские девушки, которые так одеваются, но я ни с одной такой не знаком. Да если она и еврейская девушка, одетая таким образом, мне все равно не позволено на нее смотреть.
А потом она перестала танцевать, подошла к стволу дерева, нагнулась, подняла мобильный телефон. Она что, снимала свой танец на видео? Девушка выпрямилась, огляделась, поймала мой взгляд. Ну или мне так показалось. Трудно сказать на таком расстоянии, но, когда она посмотрела на меня – или на нашу школу, – я рефлекторно отвел глаза, уставился на доску и на ребе Морица. Трудно представить себе больший контраст, чем между ребе и девушкой. Он был в плотном черном костюме, с огромной бородой. Кроме того, когда Мориц говорил, он плевался. На верхней губе у него блестели капельки слюны.
– Почему, согласно тексту, мы должны, вставая по утрам, омывать руки? – спросил ребе. – Почему, прежде чем пройти четыре локтя[7], мы должны совершить омовение?
Рувен тут же зачастил:
– Ночью у злых духов появляется возможность войти в наше тело. Вот мы их и смываем – духов.
– Великолепно. Как сказал Рувен, ночью мы уязвимы, – продолжал Мориц, причем голос его нарастал до самого «уязвимы», а потом пауза – и голос пошел вниз, – не только для злых духов, но и для чего еще? – Опять нарастание, вместо вопросительного знака – тонкий писк. – Для чего еще?
Опять Рувен:
– Приходят духи, и, по одному из прочтений, души наши уходят, да?
– Верно. Души уходят через руки. Когда мы совершаем омовение и произносим молитву «Мойде-анье»