здано в интеллектуальной издательской системе Ridero
I
– С вас пятьсот шестьдесят рублей, тридцать копеек. Округлить??
– Нет, спасибо. Мне столько не нужно.
Вы только посмотрите на нее: вся в кольцах, ухоженная, молодая, откровенно говоря – при бабках, а уже такая жадная. Предпочитаешь экономить на еде, красотка?
Не мудрено… У твоего вшивого муженька подозрение на язву, я прав? Уже в двадцать семь… Ты даже не представляешь, каким низкосортным будет ваш ужин, если ты вдруг решишься приготовить ему вот «ЭТО». Хотя о чем это я? Ты же ничего не заметишь.
Ах да…
Было бы не справедливо, мисс сообразительность, не заметить тот факт, что вы несколько умнее этих куриц, ведущихся на милые улыбки продавцов супермаркета, которые под видом мяса высшего качества, втюхивают твоим горе подружкам резину пропахшую декстрозом. К тому же дорогу к рынку, твоя жадная душенька нашла, а это в наше время уже говорит о многом
– Спасибо, приходите ещё!
Двадцать пять лет! двадцать пять! За это долгое для человека моей профессии время,
Я Потемкин Болеслав Викторович, гражданин Российской Федерации, законопослушный плательщик налогов, предприниматель от бога не пропустивший к своим пятидесяти годам ни одной воскресной службы в нашей маленькой церквушки города «Чекалин», имел возможность неоднократно наблюдать различные проявления человеческой скупости и дикой, даже для такого небольшого городка как этот, жадности. А после нескольких особо «тяжелых» случаев, вынудивших меня отвечать отказом настойчивым покупателям в получении небольшой скидки, грозившей поставить тяжелый армированный крест на еще тогда и не начавшейся успешной карьере лавочника, я почувствовал— тяжелую и вонючую груду негласных обвинений. О, спутать с чем- то иным этот «слишком резкий кивок на прощанье» или же «невольно дернувшийся уголок рта», было не возможно, эта секундная слабость сдавала с потрохами умников, скрывающих свое недовольство, под понимающей маской друга. И что это еще твою мать такое? Человека, которому, между прочим, никто не помогал, называли – скупердяем. Меня поражали порой эти толпы престарелых бабулек, женщин с грудными детьми, дедушек на пенсии с заслуженным перегаром и прочее отребье, цепляющиеся за каждую копейку. Торг. Вся торговля шла коту под хвост, когда в магазин заходила очередная растолстевшая к шестидесяти годам женщина в мохеровом платочке. Перебирая своими пухлыми пальцами, тканевый продуктовый пакет, строила из себя осиротевшую невинную пташку, пытаясь сбить цену с очередного нехилого куска говядины. О, как сладки речи скупого в такие моменты. Порой казалось, что их собственные отпрыски никогда не слышали от родителей таких похвал.
Со свойственной мне в молодые годы наивностью, я часто попадал на крючок к этим престарелым и жалким соловьям. В очередной раз, продавая нищей птичке товар в убыток собственного предприятия, мне оставалось лишь слушать их прекрасное бедное пение, краснея день о то дня. Если они и были скупы, то только не в своих речах.
Но к счастью… Нет, не сразу, а после огромной бумажной дыры образовавшейся в графе под названием бюджет, мне удалось разглядеть, этот неподдельный азарт и лёгкую победоносную ухмылку в глазах престарелых женщин, все тех же матерях одиночках и воняющих перегаром пропитых стариков.
Тепло, согревающее мое юное сердце свершением добрых дел, угасло, оставив в напоминании о себе почти нулевой процент месячной прибыли.
Услышав об отказе, обычно эти люди резко менялись в лице, на первое место в их глазах выходил гнев, а с уст некогда певчих мне сладкие серенады, слетали бранные выражения. Должен сказать, благодаря им, я открыл для себя нечто особенное, то, что было тогда для меня в новинку, некое средство защиты, то что по природе не могло, так скоро родится в наивном и добродушном предпринимателе девятнадцати лет. Настоящий, отдающий кислой изжогой в груди – гнев. А ведь это лишь был первый случай, когда мне удалось прочувствовать собственным нутром, что за твари такие – люди.
II
Торговал я мясом, впрочем как и сейчас, впредь взяв за правило не в ступать в диалог со всяким сбродом, пытающимся проглотить мой бизнес своим бедным беззубым ртом. Завел семью.
О боже, мои прекрасные сыновья, в них я души ни чаю. Один А‘дам чего стоит, женился, возмужал, а главное пошел в отца! Умен и обаятелен, работает директором в банке, в самой Москве! Человек своего времени, ему палец в рот не клади, откусит руку и не заметишь! Господи, спасибо тебе за него. Матери с отцом помогает, да брату младшему. Денег высылает немерено! Правда, не видели мы его давно, но это ничего, мы с женой все понимаем. Москва!
Харитона младшенького, всем сердцем любим, только он дубина наша, никак из подросткового возраста не выйдет. Разговаривал я с ним на днях, жену говорю, найди делом займись, а коль ничего не нравится, давай, когда мне в магазин на подмогу! Чтобы я родной отец сына зарплатой обидел. Да не в жизнь!
Вот только юн он ещё, посмотрел на меня, пузырь жвачки лопнул и укатил на этом…