ь она, нервно крутя в пальцах автоматическую ручку. – Ты же вырос в стенах этой больницы! Где твоя благодарность, чёрт подери?
Я поморщился.
– Лер, давай не будем. Мы оба прекрасно знаем, что здесь и без меня хватает врачей. Не пропадёте. Я увольняюсь. Это уже решено, я не советоваться с тобой пришёл.
Отбросив ручку, Лера медленно поднялась со своего кресла и грациозно потянулась, будто разминая затёкшие мышцы. Обошла стол и бесцеремонно плюхнулась ко мне на колени, обвив руками за шею. Томно посмотрела в глаза.
– А как же я? Обо мне ты подумал?
– Подумал, Лера. Ты красивая женщина и заслуживаешь большего, чем перепих в ординаторской. Найди себе кого-то, кто будет ценить тебя и любить по-настоящему.
– Но мне не нужен никто другой, я тебя хочу! – с чувством выкрикнула она мне в лицо, слегка шокировав такой откровенностью. И заставив на миг испытать угрызения совести. Но только на миг. Почти сразу их сменило знакомое раздражение.
Да, наверное, я подонок. Но по крайней мере, я честный подонок. И прежде чем сократить дистанцию, заранее предупредил её о том, кем являюсь. Вполне доходчиво объяснил, что со мной не стоит связываться, если она желает получить нечто большее, чем просто секс.
Мне не нужны отношения. У меня на них аллергия. А также на всё, что с ними связано. Единственная страсть в моей жизни – это работа. Только в неё я готов инвестировать своё время и нервы. Всё остальное, если мешает, подлежит ампутации.
– А я хочу в Москву, – произнёс я, равнодушно глядя на бывшую любовницу. – Хочу работать в ультрасовременной многопрофильной клинике. Хочу простора и возможностей для профессионального роста. Наши с тобой желания не совпадают, Лера.
Сбруева порывисто поднялась с моих колен и, закусив губу, заходила туда-сюда по кабинету.
– Да, с моей стороны эгоистично пытаться удержать тебя здесь. Ты талантлив. И должен расти. Всё правильно, – покивала она сама себе, задумчиво глядя в стену. После чего снова перевела прицел своего внимания на меня: – Знаешь, а возьми меня с собой? Уверена, я тоже смогу найти там работу. Вместе будет легче.
– Нет, Лер. Вот как раз без тебя тут всё развалится, – озвучил я то, что мы оба прекрасно понимали. – Ты любишь это место. И нужна здесь.
– Но совсем не нужна тебе, да? – хмыкнула она, скрестив руки на груди.
Я устало вздохнул. Меньше всего на свете мне хотелось напоминать ей про нашу договорённость. Но, как видно, этого было не избежать.
– Я ведь предупреждал тебя, что…
– А если я скажу, что беременна от тебя? – не позволив закончить фразу, перебила Лера.
Я поднялся со стула и задвинул его под стол, сделав это немного резче, чем требовалось.
Не планируя становиться отцом, я всегда использовал презервативы. Всегда. Без исключений. Но, к сожалению, стопроцентную защиту они не гарантируют. Вероятность залёта, хоть и мизерная, всё же остаётся. Открывая простор для манипуляций.
– Буду платить алименты, – спокойно ответил я, переместив взгляд на Леру.
Та поджала губы.
– Ты бездушная скотина, – с презрением заключила она.
– Ты подпишешь заявление, или мне к Вершинину идти?
– Подпишу.
Из больницы я вышел в поганом настроении, которое ничуть не улучшилось от вида унылой серости на улице. С неба уже который день сыпало мелкой снежной крупой, которая под действием реагентов превращалась под ногами в грязную кашу.
С детства ненавижу холод и грязь. А пасмурные зимние дни и вовсе презираю.
Подняв повыше воротник пальто, зашагал в сторону парковки. Пиликнул брелком сигнализации, уселся в тачку и включил подогрев сидений. Запустил дворники – они тут же засуетились за стеклом, сметая с него ненавистную белую крупу. Обогрев салона работал на полную мощь, радуя меня блаженным теплом.
Стянул перчатки, бросил их на заднее сидение и обнял почти горячий руль. Он у меня тоже с подогревом.
Люблю комфорт. Ради него я готов вкалывать хоть сутками напролёт, прерываясь только на сон и еду.
Хотя врачу вроде как не положено делать культ из подобных радостей. Мы должны быть суровы и выносливы, как триста спартанцев, прекрасно себя чувствовать даже в самых адских условиях. При этом сохранять оптимизм, доброжелательность, любить людей, искренне сочувствовать им и самоотверженно выполнять свою работу при любых обстоятельствах. Это часто любил повторять профессор Ивашковский, заведующий кафедрой госпитальной терапии в моём университете.
Но, увы, я был не самым преданным его учеником, несмотря на даже то, что выбрал себе профессию по призванию. Со многими из утверждений профессора мне остро хотелось поспорить. Особенно с теми, что о любви и сострадании к людям.
Никогда я не питал тёплых чувств к ним. А отдельные экземпляры и вовсе вызывали прямо противоположные эмоции. Но всё же – я их лечил. Даже если можно было этого не делать.
Чёрт знает почему. С призванием так просто