Яблоня во дворе. Анатолий Алексин

ощущает страдания.

      А мне папа рассказывает обо всем! Даже о том, что всю жизнь, начиная с четвертого класса, он любит одну только маму.

      – Некоторые приятели удивляются этому, – сказал как-то папа.

      – Пусть удивляются! – сказал я. – Несчастные! Просто они никогда не встречали таких женщин, как мама…

      В общем, от меня у папы не бывает секретов.

      Мне кажется, что если когда-нибудь мне будут делать тяжелую операцию, я перенесу ее очень легко. Потому что обо всех тяжелых операциях, которые приходилось делать папе, он мне подробно рассказывает и я к ним как-то уже привык.

      Ведь надо же ему с кем-то делиться! Женщин он не хочет расстраивать. А мужчина, кроме него, в доме только один. Это я!

      Всех тяжелых больных я знаю по имени-отчеству. И родственников их знаю, потому что они без конца звонят нам по телефону. Папа им сообщает: «Сегодня мы вашего мужа начали переворачивать!», «Ваш сын научился ходить! Да, опять… И уже дошел до окна! Представляете?».

      – Можно подумать, что у вас в больнице нет справочного бюро, – сказала однажды бабушка.

      – Близкие иногда переносят операцию трудней, чем сами больные, – ответил папа. – Ведь им не дают наркоза! Вот я и стараюсь хотя бы по телефону производить «обезболивание».

      Папе всегда известно, где и кем работают его пациенты, о чем мечтают и сколько у них детей.

      – Нельзя вторгаться в чужую жизнь, не зная ее! – говорит он. – Особенно так решительно, как делаем это мы, хирурги…

      Папа всегда очень боится разволновать маму и бабушку.

      Поэтому, когда по утрам он весело и громко поет, я знаю, что на душе у него очень грустно. Или, вернее сказать, тревожно. Тогда я тихонько затаскиваю папу на кухню и спрашиваю:

      – Что, сегодня тяжелая операция? Ты волнуешься?