ве, то сегодня приходит время новых полноценных идентичностных проектов, с хорошо выработанными идеологией, символическим и ценностным пространством.
Экспансия новых рамок сознания и мировосприятия, рамок, долженствующих выдерживать напор информационной войны и решимость своих носителей умирать с этими словами и символами в сердце, требует осознания и понимания: в частности, потому, что огромного масштаба социальные процессы являют собой движение множества похожих друг на друга когнитивно индивидуальных психик. Здесь мы попробует сделать некоторые наметки эскиза изменений такого рода.
Сначала мы должны раскрыть контекст рассматриваемых изменений. Он сложен и первично разделяется на социальный, символический и когнитивный сегменты.
Социально осуществляется новый этап отступления от власти структур, преемствующих бывшей КПСС. Эта работающая больше столетия партия обречена уйти, но в силу чрезвычайно мощной организации и субстанциональности ее влияния на развитие народов, населявших Советский Союз, ее сопротивление влиянию новых исторических сил достаточно упорно, особенно в силу того, что эти новые силы только сейчас нарождаются и формируются. Новое поколение политиков, сегодня закаляемое Историей в тюрьмах и на фронтах, только начинает свой путь к возможности осуществления руководящих ими идей.
Далее, непростое экономическое положение славянских стран бывшего СССР рождает глубинное устремление участников исторической трансформации к изменению форм экономической жизни, сегодня подчиненных коррумпированным государственным структурам. Существование в атомизированных сообществах аморфных протогрупп людей с различными ценностными системами, предполагает новые социальные конфликты с неизбежным оформлением в идеологии одних ценностно-идентичностных систем и полного подавления других.
Символическое наполнение нынешней исторической ситуации состоит в тектоническом изменении символических структур миропонимания в славянских странах. Тяжелая глыба советского миропонимания с соответствующими символическими рядами все больше раскалывается и уходит в прошлое, люди, цепляющиеся за безнадежно устаревшую идентичность, формируют все более безумные сочетания и способны применения символов – от флагов в виде колорадского узора до соединения в одном посыле кровавого триумфа Советской власти с приторной сладостью памятования о мучениках. С другой стороны, происходит мучительное и медленное формирование новых символических систем, отражающих миропонимание и идеологии новых субъектов истории, а также заполнение пустого пространства между конфликтующими полями разнообразной эклектикой и символическими системами, способными в нашем контексте удовлетворить некое количество личностей атомизированного общества либо небольшие группы по интересам – но не значимые социальные объединения, что лишает эти системы исторической перспективы.
Когнитивный сегмент контекста рассматриваемых изменений выражается в том, что политически-радикальные, военные и сущностно-социальные новые практики требуют быстрой и радикальной адаптации когнитивной структуры личности к изменениям. При этом резкая адаптация нужна не только человеку, внезапно для себя оказавшемуся на войне, но и человеку, попавшему под пресс информационной войны и заинтересованному в сохранении адекватности восприятия и самостоятельности своего мышления. Далее, новый информационный контекст требует и нового и ясного позиционирования представителей той или иной общности, принадлежности к общности либо явному отторжению от нее.
Постсоветский индивид, вынужденный реагировать на эти изменения, обладает определенным набором достаточно однотипных психических, идентичностных и ценностных свойств. Речь, прежде всего, идет об эклектичности мировоззрения и символического наполнения его жизни. Эта эклектичность проистекает из общего хаоса смыслов и символов, свойственного любому периоду исторической ломки. Этот хаос относительно структурирован вокруг процесса оформления и вывода в формат социальных норм тех психических интенций, которые в прошлую эпоху не допускались к выражению, а теперь развиваются резко и стихийно. Это оформление, с одной стороны, обречено доламывать рамку советской идентичности, но, с другой стороны, вялотекущий конфликт между остатками универсалистичной советской матрицы и частными новыми интенциями и локальными социальными нормами не может быть разрешен полноценно до тех пор, пока не эти интенции не находят себя в новой идентичностной сетке, относительно универсалистичной в применении к мировоззрению современного, образованного и обладающего личным самосознанием индивидуума. Очевидно, что такой сеткой и становится национальное сознание, проистекающее из Мифа и идеологии, на его основании строящейся.
Ценностная составляющая индивидуума такого плана выражена достаточно слабо. Существуют, помимо уходящих в небытие советских норм и представлений, относительно локальные, но очень широкие по совокупному охвату ценностные системы, наподобие дворовой или уголовной, которые действуют и в обычных легальных локальных сообществах, выстраивающихся из тех, кто в детстве и юности принял именно такие этические квазикодексы.