Григорий Карянов

Тринити


Скачать книгу

створиться бы, окрасив собою воду, но на воде лишь круги,

      Пестрым холстом покрыты проспекты, и город сильно простужен,

      Город промок под осенним дождем, и между домов сквозняки.

      Все пропитано запахом осени, неизменен аромат ее – грусть,

      И вдыхая воздух, после летнего зноя, я наполняюсь этой тоской,

      Иду медленно, смотря под ноги, здесь дороги известны мне все наизусть,

      Я наверное старомоден, раз чувствую себя молодым проходя по Тверской.

      Здесь история в любом переулке, в каждом доме ее светлый лик,

      По углам затаившись память, прищуренным взглядом, смотрит мне в след,

      И чувствуя теплое дыхание времени, словно жизнь повидавший старик,

      Я маслом напишу этот город, выйдет прекрасный, осенний портрет.

      От стертого дня останется, тяжесть свинцовых небес

      А он выгибая спину кутается в шерсть, что вероятно к дождю,

      Который пройдет в ночь на пятницу, оставив на утро след,

      Если я проснусь часов в шесть, отворяя дверь сентябрю.

      Все ниже проносятся тяжелые тучи, почти касаясь наших голов,

      И улыбаясь завидев меня, смотрит в окно: «Гляди, небо такое страшное,

      Я останусь сегодня, здесь мне лучше, рисовать картины из облаков»

      И снова молчание превыше всех слов, а в памяти силуэты вчерашние.

      Он не ушел и на следующий день, даже когда завыл сильный ветер,

      Что беспощадно трепал мои мысли, и гнул их ветви срывая листву,

      Подмигнув мне снова, подошел словно тень: «Сегодня уже воскресенье,

      Я отдам тебе целую, из девяти жизней, если позволишь остаться коту».

      Голос твердит: «Времени нет»

      Голос твердит: «Времени нет», только сознание вертится,

      И все туда же, на кухню, по коридору пройдет,

      Растворяет в туманном стакане таблетки, и лечится,

      В чуть теплую воду кладет кусочками лед.

      Не снимая шляпы, пальто, не вытерев ноги в прихожей,

      Голос не запирает открывших собой же дверей,

      Из них дует и стонет, и ноет, и я чувствую кожей,

      Это безумие, и к стенам прислоняюсь всем телом сильней.

      Уступает стул, предлагает присесть, не терпит отказов,

      Шепчет что-то под нос и как кошка щурит глаза,

      Он похож на проходимца, из любимых мною рассказов,

      Мошенника из переулка, каталу и просто лжеца.

      Поглядывает на часы, говорит, что спешит и скоро рассвет,

      В руках держит опустевший, с осадком на дне, стакан,

      И на столе перед ним лежит горсть потемневших монет,

      А я как хозяин не очень с ним вежлив, и кажется пьян.

      Открываю глаза и мне слышится голос, что звонким эхом,

      Монотонно пророчит, те слова, что мы слышим все,

      «Времени нет» – пусть скажут и наслаждаются смехом,

      От того и смеемся, что не чувствуем боли совсем…

      Я полон до небес – гнетущей тишиной

      Я полон до небес – гнетущей тишиной,

      И взглядами толпы, и рокотом,

      И мыслями, что держат за спиной,

      Вновь опускаюсь вниз, с зашитым ртом.

      Посткарнавального синдрома – резонанс,

      На белом и худом лице, мое второе я,

      И лицемерия застывший реверанс,

      И птицами с ветвей слетают с губ слова.

      Вздохну и опускаю руки,

      Как палец на курок кладу,

      И люди замолчат и стихнут звуки,

      И смолкнет песнь, которую пою…

      Смотрели, до отпечатка в памяти, друг на друга

      Смотрели, до отпечатка в памяти друг на друга,

      И не проронив ни слова – оставляли раны,

      Зарубки на дереве стали теперь по кругу,

      И дом тот давно заброшен, где были рады.

      Юности годы устроят забег, как борзые,

      И язык развивается по ветру, от этого бега,

      Я в шаге от Африки, в полу-шаге от снежной Сибири,

      В зрачке твоем вижу чужого, для меня человека.

      Выдумщик он, скоро тридцать, а мысли в полете,

      Недосягаемой высоты его планы, его это сердит,

      В наглухо запертой, одиночно-пустой, палате,

      Он пьет что-то с запахом грусти, и снова бредит.

      Рукой проводя по коре, постаревших деревьев,

      С рубцами от ножевых,