рукой подать и взять, но цель, словно русская матрешка, пряталась в обстоятельства и ускользала из глаз.
***
Итак, я работаю мастером маникюра в салоне, где таких же счастливец на пять столов по одной. По регламенту мой профессионализм диктует мне один час на клиента. Если по пять человек в день, то жить можно. И эта жизнь будет называться работой. А я хочу веселья! Хочу замуж! Хочу стать мамой! Все это мечты, а в реальности я, наконец-то добралась и меня встречает у двери моя коллега Санди.
– Говорила тебе найди квартиру поближе. Не было бы проблем!
– У меня, итак, их нет. – буркнула я, оглядывая зал. – моя Оберлайдер пришла?
– Нет. Опаздывает. Не звонила.
– Я сама ей сейчас позвоню. А ты не знаешь, что это за бомж сидит у входа?
– Не знаю.
– Пахнет отвратно. Так он нам всю публику распугает.
– Да, голос у него хриплый и звучный. Далековато слышно.
– До вечера отработаем. Потом разберёмся с ним. Может попросим перейти на ту сторону улицы.
Я поставила перед собой кружку капучино и стала ждать фрау Оберлайдер, разглядывая через витринное стекло человека в лохмотьях, сидящего прямо на тротуаре.
Глава 2
Это был не молодой уже, но еще и не старый, крепкий и не высокий парень, не стриженый и не бритый. Его борода не стала «лопатой» только лишь потому, что закручивалась маленькими рыжеватыми завитушками, обнажая контур губ-лодочек, спрятанных от посторонних глаз. Только по форме сложения рта можно было понять эмоции этого человека. А как же глаза? Спросите вы. Отвечу так. Глаза у бомжа были бездонными и ничего не выражали. Они завораживали. Они были словно два куска льда или два алмаза, холодные глаза в пустой сетке махровых ресниц, о которых мечтает каждая вторая женщина на земном шаре. Лицо европейца было загорелым, будто зимний сезон он проводил на Мальдивах. Когда он двигался, что-то в этом походило на кошачий шаг или лыжный. И, вообще, он был загадочным и непонятным ни для меня, ни для моих коллег. А самое непонятное было то, что он появился у салона неожиданно и появление это никто не мог объяснить.
– -Я видела такого бомжа в старом городе, – вытягивая вперёд указательный палец для покрытия его красным лаком, сказала фрау Оберлайдер. -Не берусь утверждать, что именно этого, но похожего. В Рождество здесь просыпается всякая нечисть! Что там далеко ходить, все наркоманы и пропойцы тоже хотят праздновать, вот и расставляют свои коробочки для мелочи, чтобы набрать себе кругленькую сумму. В центре от турецких попрошаек прохода нет.
– Ну, во-первых, сейчас не Рождество. А, во-вторых, не путайте, фрау Оберлайдер, арабов и турков. Боюсь турки обидятся. Они же полвека уже в Германии интегрируются. Они работают, учатся, хорошо знают язык… Они родились здесь… многие считают себя более немцами, чем турками.
– Ой, я вас умоляю. – фыркнула, закинув ногу за ногу, женщина