p>
Мой крик зазвенел в ночной тишине, девочки завозились. Я вскочила на ноги, выхватила из тумбочки свою сумку и принялась будить соседок:
– Вставайте! Просыпайтесь! Пожар!
Гул огня за единственной дверью перешёл в рёв. Виола вскочила с постели и побежала к выходу.
– Не открывай!
Но она и не смогла бы – ойкнула, отдёрнув руку от раскалённой ручки, и потерянно посмотрела на меня.
– Буди всех! Вяжи верёвку из простыней! Будем выбираться через окна! – велела я.
– А решётки? – испуганно спросила Виола.
– Исполнять! – рявкнула я, и подруга подчинилась, принялась тормошить сонных воспитанниц и стаскивать с них одеяла.
Я подлетела к окну и с трудом распахнула деревянные створки. Они со скрипом поддались. Коснулась решётки – узких полос ржавого металла, прибитых к старой покрытой мхом стене. Подёргала.
Из-под двери взметнулись искры. Вот каска́рр![1] Открыв окно, я создала тягу. Дверь затрещала, контур косяка зарделся алым.
Думать некогда!
Я пнула решётку, но она не поддалась. Тогда я позволила второфо́рме проявиться. На коже от локтя до кончиков пальцев проступил рисунок и затвердел аспидной чешуёй, ногти превратились в длинные, бритвенно-острые когти. Полоснула наотмашь по ржавой решётке и отсекла её угол от стены. С силой навалилась на край и отогнула его. Лаз получился узким, но толстых среди нас не было.
– Ви! Верёвку сюда! – крикнула я.
У подоконника столпились испуганные девочки. Подруга подтащила связанные простыни, я быстро подёргала узлы. Вроде прочно. Привязала к той части решётки, что ещё крепилась к стене, и скомандовала:
– Ви первая, дальше по одной! Спускаться быстро, не задерживаться!
Никто не стал спорить, даже Ритана молча подчинилась. Виола влезла на подоконник и со страхом посмотрела вниз: третий этаж, а потолки в приюте в два человеческих роста, поэтому высота тут немалая.
– Давай! – я придерживала Виолу, пока она не вцепилась в ткань. – И буди второй этаж, если они ещё спят.
Ви кивнула, поборола секундный страх и полезла вниз. Рита́на ринулась следом, но я остановила:
– Сначала младшие и по очереди, а то вязка не выдержит.
– Виола, шевелись! – отчаянно крикнула Икара́та.
На лицах воспитанниц проступил ужас. Верёвка повисла свободно, и я скомандовала:
– Вторая пошла!
Сидела на подоконнике и отправляла девушек наружу одну за другой. Я – гайро́на, и пусть мы ненавидим огонь, как и высоту, однако шансов выжить в пожаре у меня куда больше, чем у обычных девчонок.
Дверь с треском рассыпалась под натиском пожара, и пламя ворвалось внутрь. Огонь голодным зверем пробежал по полу, накинулся на деревянные перекрытия, подпалил кровати. И чем больше он сжирал, тем сильнее и ненасытнее становился.
– Быстрее!
В комнате никого не осталось – на связанных простынях повисло сразу трое, но вязка выдержала.
Я вылезла наружу последней, но спустилась лишь до середины. Из окон последнего третьего этажа в центре здания вырывалось пламя и всполохами освещало ночной двор. А из окон второго – валил дым. Крыша уже полыхала, а дальнее – воспитательское – крыло ещё стояло тёмным.
К открытому окну второго этажа прижимались испуганные девочки – средний отряд. Вторая решётка поддалась даже легче – мои когти со скрежетом рассекли ржавые полосы железа.
Я дёрнула за край решётки, отогнула её, осыпав всё трухой, и приказала среднему отряду пролезать в щель и спускаться. Умницы, они сообразили сделать ещё одну вязку. Дело пошло быстрее.
До второго этажа огонь ещё не добрался, поэтому я на мгновение замерла и вдохнула свежего воздуха.
Какого каска́рра происходит? Где воспитательницы?!
– Вынимаем младших! – крикнула Рита́на снизу.
Хоть на что-то она годится! Девочки принялись стучать в окна первого этажа и будить малышей. Но те не могли сами открыть старые рамы! А решётки внизу совсем другие – из круглых толстых прутьев. Такие я не прорежу! Каска́рров пожар!
– Дальше сами! И выкиньте наружу одеяла, а то замёрзнете, – распорядилась я, глядя, как средняя группа споро выбирается из окна.
Всхлипывают, но не истерят, даже помогают друг другу. Спасибо приюту, нас научили выживать группами. И молчать. Да, молчать тоже научили очень хорошо, поэтому никто не ноет и не истерит.
На первый этаж я спускалась без страховки. Под ногой удачно оказался уступ, старая лепнина давно обвалилась, обнажив крепкий кирпич.
Гайро́ны обычно боятся высоты. Но не я. Всё самое страшное со мной уже давно случилось, чего теперь бояться-то?
Острые когти легко входили в старую штукатурку и цеплялись за крепкую кладку. Я слезла к окну на первом этаже и заглянула внутрь.