ваться на данной мысли, я несусь к лифту, но вдруг цепляюсь за угол ногой.
– Ай, да что такое? Что за день сегодня? – шиплю я.
Опускаю взгляд и понимаю, что порвала чулки. На мгновение задумываюсь: может, ну его? Пойти так? Лишь бы скорее отсюда убраться, но потом понимаю, что как только выйду – стану посмешищем для всех. А людей здесь много. Фирма-то ого-го! Целая империя, чтоб ее…
Разворачиваюсь и бегу к туалетам.
Быстро стянув с себя рваные капронки, я кидаю их в мусорку и поправляю расплывшийся макияж.
Да, я заплакала.
Пусть этот индюк не надеется увидеть мои слезы. Ни за что не показала бы ему свою слабость там, в кабинете, но тут-то можно.
Слезы будто по заказу катятся по лицу, а я все жалею себя и жалею.
Вот ведь неудачница. Мало того, что со съёмной квартиры выгнали из-за ненормальной соседки, так еще и с работы уволили. И все сразу!
И куда мне теперь идти?
Все немногочисленные вещи я оставила на вокзале, в камере хранения, и пошла по первой попавшейся вакансии. Кто ж знал, что это такая фирма! Думала – так, середнячок.
Вздыхаю и достаю салфетки с сумочки. Вытерев лицо, я намного припудриваюсь и выхожу из туалета.
Даже не знаю, что мне делать теперь…
Работы нет, жилья нет, образование мое никому не нужно… Не возвращаться же в город к тетке? Я и так еле уехала оттуда.
Вечно пьющая тетя заставляла меня работать чуть ли не с десяти лет, чтобы потом пропить все заработанное с дружками. Вырвавшись в столицу, я смогла поступить и получила высшее образование по специальности экономики, да вот незадача… Без опыта работы никуда не берут.
Работала то тут, то там, но везде либо платили копейки, на которые даже продуктов не купишь, либо вообще обманывали по полной.
Вот и сейчас, когда я ушла из очередной забегаловки, где работала бухгалтером на полставки, мне пришлось срочно искать работу. Так надеялась, что сюда возьмут, но…
Мои мысли прерывает громкий детский плач.
Жена Романова уходит?
Иду по коридору к лифту, но что-то меня смущает.
Крик не прекращается, а женского голоса, который успокаивал бы малыша, я совершенно не слышу.
Двери кабинки открываются, но я не захожу внутрь. Что-то внутри меня кричит, чтобы я пошла и проверила. Закусываю губу и вздыхаю.
Была не была! Как бы мне ни хотелось поскорее отсюда уйти, я не могу этого сделать, пока не убежусь, что с малышом все нормально.
Не то чтобы я любила детей, но тот малыш на руках незнакомки был такой милый! Глаза темные, практически черные, в обрамлении густых ресничек, а волосики кудрявые и светлые.
Впервые видела такое невероятное сочетание.
Иду на звук плача и дохожу до кабинета Романова. Оглядываюсь, но девушку не вижу. На столе помощницы босса, который сейчас пустует ввиду того, что последняя его сотрудница сбежала с этой должности, стоит большая коробка для документов, и из нее раздается крик.
Подбегаю, забывая обо всем на свете, и заглядываю внутрь.
О боже! Так и есть! Эта… мамаша оставила своего ребенка прямо тут! Одного!
Снова оглядываюсь по сторонам, но никого не вижу.
Да она сбежала!
Малыш все плачет, а я сомневаюсь, имею ли я право брать его на руки? Или лучше просто взять и свалить?
Смотрю в карие глазки, в которых стоят большие капли слез, и вздыхаю…
Ну кого ты обманываешь, Соня! Ты никогда не бросишь никого в беде! А этого чудного малыша так тем более. Да и ему явно не больше четырех месяцев.
Совсем еще кроха!
Аккуратно вынимаю ребеночка и прижимаю его к себе.
Теплый костюмчик, который надет на мальчика, распахнут, и я застегиваю молнию.
Замерз же! На улице не лето! Да и здесь довольно прохладно!
Укладываю его на руки и начинаю покачивать, тихонько приговаривая какие-то нелепые слова:
– Сей-час мы ма-мо-чку най-дем и до-мой с то-бой пой-дем. Бу-дем ка-шу до-ма есть, слад-ко спать и сно-ва есть…
У малыша прикрываются глазки, и он, причмокнув пухлыми губками, засыпает.
Я продолжаю его качать, а сама думаю, что мне с ним делать. Не класть же обратно в коробку! Значит, нужно отдать малыша Романову. Правда, для этого придется снова попасться ему на глаза, а я бы этого не хотела. Таких заносчивых снобов еще поискать нужно.
Покачивая ребенка, я бросаю взгляд в коробку и вижу на дне сложенный вдвое лист бумаги.
Ага, даже записка имеется. Ну что, все в лучших традициях жанра! Мальчик начинает похныкивать, и я снова баюкаю его:
– Чш-ш-ш… мой хороший. Подкидыш ты, подкидыш… Ну ничего, папочка у тебя вон какой богатый. Будешь жить как в шоколаде…
Вспомнив свое детство, я закусываю губу. Я точно такой же подкидыш. Правда, толком не знаю своих родителей. Говорили, что они погибли.