в коммуне мне нравилась.
– Будь осторожна! – крикнул Марк, указывая мне под ноги.
Я балансировала на незакрепленных обрезках бревна, которые в будущем должны стать черновым полом одного из жилищ, с молотком в одной руке и отверткой в другой.
Меня позабавило предостережение, как будто со мной действительно может случиться что-то страшное. Как будто с человеком, который не боится смерти, вообще может что-то случиться.
Я ничего не ответила, но посмотрела на него спокойно, без прежнего презрения, вытерла рукавом пот со лба и взглянула на небо сквозь не до конца еще готовую крышу, чтобы примерно определить, сколько еще времени до заката. Воздух трещал от стрекота кузнечиков, как будто нарочно лишая возможности услышать приближающую опасность.
Я все еще была обижена на Марка за то, что он спас меня. «Я не просила делать этого» – сказала я после того, как он, больно впившись своей рукой в мой локоть, вытащил меня из помещения, кишащего мертвецами. Тогда я еще не догадывалась, что они не сожрали меня только потому, что я уже пахла кровью и находилась в оцепенении. Он вывел меня из здания, он не дал мне вернуться обратно и остаться, когда я начала вырываться и отчаянно выть, привлекая внимание мертвецов. Он рисковал собственной жизнью ради сумасшедшей, и поэтому я считала сумасшедшим его. Потом он согласился пойти со мной еще в одно место. После того, как я более или менее вменяемо объяснила ему, зачем мне это нужно. Но о том, что было дальше, я уже давно запретила себе вспоминать.
Ну а после этого были скитания, отработка точных и сильных ударов, адаптация, объединения в небольшие группы с другими выжившими, но все было как в тумане, потому что не было главного – жизни. Вместе с ней ушел страх и даже голод. Хотя голод покинул меня совсем некстати, в магазинах все еще было достаточно свежих продуктов. Сейчас такая роскошь нам не доступна. Но недостатка в макаронах, консервах и крупах мы пока не испытываем. Только по уровню мародерства в какой-то момент мы смогли сообразить, что выживших на самом деле больше, чем могло показаться. Мертвецам ни к чему были печенье, шоколад, бутилированная вода, чипсы – а все это (легкий ненапряжный перекус) пропало с полок супермаркетов в первую очередь.
Живя в коммуне, я пришла к страшному пониманию: нам всем нужен был хороший апокалипсис. Он выявил пороки, отделил важное от второстепенного, сделал почти каждого выжившего выносливее и мудрее.
Я никогда не чувствовала своё тело таким подвижным и всемогущим. И мышцы, и мысли работали по-другому, как никогда раньше. Появилась почти животная гибкость и ловкость. У меня и у тех других, кто дошел до этого этапа. Как в компьютерной игре, в которой с каждым уровнем герой становится все ловчее и изобретательнее. А к самому концу он практически неуязвим.
Я никогда не видела столько своей крови. Раньше только во время месячных. А сейчас каждый день мелкие бытовые травмы. И в этой крови свежей,