ним, – это оно сводит с ума толпы: уверенность, знание, проблеск иного мира, который она использует, чтобы убедить всех в том, что она обладает истинным знанием.
Может, она и правда что-то видит и знает и действительно является тем, что она о себе говорит, и даже чем-то большим. Но ты наблюдаешь за ней, следишь за ее дыханием и улыбаешься, потому что в глубине души знаешь, что тебя она не остановит.
И на самом деле ты не хочешь, чтобы она тебя остановила.
Она хрупкая. Идеальная. Отмеченная судьбой.
Есть кое-что, неподвластное предсказаниям так называемых экстрасенсов: ты.
Глава 1
Смена была плохая, а чаевые еще хуже, и коллеги оставляли желать лучшего, но c’est la vie, que sera sera[1], вставьте клише на иностранном языке по вкусу. Я устроилась сюда на лето, работа помогала мне отвязаться от бабушки и избавляла всех тетушек, дядюшек и прочих двоюродных родственников от ощущения, что они непременно должны предложить мне временную работу в своем ресторане/мясном магазине/юридической конторе/бутике. Учитывая, что со стороны отца наша семья очень большая, многочисленная (и очень итальянская), возможности ее бесконечны, но они были вариациями на одну и ту же тему.
Папа жил в другом полушарии. Мама пропала без вести, предположительно погибла. Обо мне заботились все и одновременно никто. Я подросток, проблемный по определению.
– Заказ готов!
С отработанной легкостью я взяла поднос с оладьями (с порцией бекона) левой рукой и двойной буррито (халапеньо отдельно) правой. Если осенью с экзаменами не сложится, меня ждет будущее в отстойной индустрии быстрого питания.
– Оладьи с беконом. Завтрак с буррито, халапеньо отдельно. – Я поставила подносы на стол. – Джентльмены, желаете что-то еще?
Еще до того как кто-то из них открыл рот, я уже точно знала, что они собираются сказать. Тот, что слева, попросит добавки сливочного масла. А тот, что справа? Ему понадобится еще один стакан воды, прежде чем он сможет хотя бы подумать о халапеньо. Десять к одному, что этот перец ему даже не нравится.
Типы, которым он действительно нравится, не просят положить его отдельно. Мистер Завтрак-с-Буррито просто не хотел, чтобы его посчитали слабаком, только вместо слова «слабак» он произнес бы кое-что другое.
«Эй-эй, Кэсси, – строго сказала я себе, – давай держаться в рамках приличий».
Я стараюсь избегать крепких выражений, но есть у меня дурная привычка – подхватывать чужие повадки. Поместите меня в комнату с англичанами, и я выйду из нее с британским акцентом. Это происходит ненамеренно – просто я уже много лет забираюсь в чужие головы. Издержки профессии – не моей, маминой.
– Можно еще несколько порций масла? – спросил тот, что сидел слева.
Я кивнула и немного подождала.
– Еще воды, – прокряхтел тот, что справа. Он выпятил грудь и жадно уставился на мой бюст.
Я заставила себя улыбнуться.
– Сейчас принесу воду, – я с большим трудом сдержалась и не добавила «извращенец» в конце.
Я по-прежнему не оставляла надежду, что мужчина уже к тридцати, который делает вид, что любит острое, и так пялится на грудь официантки-подростка, словно готовится к олимпиаде по глазению, окажется щедр на чаевые.
«И все-таки, – подумала я, направляясь за добавкой воды, – вероятно, он из тех, кто зажимает чаевые юным официанткам просто потому, что может».
Погрузившись в размышления, я снова и снова прокручивала в голове детали: то, как мистер Завтрак-с-Буррито одет, его вероятный род занятий, тот факт, что его друг, который заказал оладьи, носил куда более дорогие часы.
Он постарается перехватить чек, а потом оставит минимум чаевых. Уверена, что так и будет.
Другие дети готовились к школе, разучивая алфавит. Я выросла, изучая другую азбуку: поведение, личность, окружение – мама сокращенно называла это ПЛО, ее рабочий инструмент. Невозможно просто выключить этот способ восприятия, особенно став достаточно взрослой, чтобы понять: когда мама говорила тебе, что она экстрасенс, она врала, а то, что она брала с людей деньги, – мошенничество.
Сейчас ее нет рядом, но я невольно анализирую окружающих – для меня это так же естественно, как дышать, моргать или отсчитывать, сколько дней осталось до восемнадцатилетия.
– Столик для одного можно? – тихий насмешливый голос вернул меня в реальность. Его обладателем оказался парень, который более органично смотрелся бы в сельском клубе, а не в закусочной: идеальная кожа, тщательно уложенные волосы. Хотя его слова прозвучали как вопрос, на самом деле они им не были.
– Без проблем, – ответила я, беря меню, – сюда, пожалуйста.
Присмотревшись, я поняла, что Сельский Клуб примерно того же возраста, что и я. На его идеальном лице блуждала ухмылка, а походка выдавала представителя школьной элиты. От одного взгляда на него я чувствовала себя прислугой.
– Этот подойдет? – спросила я, подведя