йкина.
Нанять новую няню для четырехлетнего сына Гриши.
Главное, купить подарок для жены.
Сегодня у нас годовщина – деревянная свадьба. Стукнуло пять лет нашему браку.
– Копец! Ты поедешь уже? Губы потом накрасишь! – бурчу себе под нос, пока красненькая маленькая машинка, за рулем которой сидит красотка, делает странные поползновения и снова стопорится.
Едва не врезаюсь в красный зад. – Где тебе права выдали? Главное, за какие заслуги?!
Наконец, девушка справляется с жуком, и я рву когти. Вернее, давлю на педаль газа.
Из всех дел, выбираю самое легкое. Заезжаю в ювелирный, покупаю часы с золотым браслетом для любимой Веры. Ей понравится. Она у меня еще та модница.
С придыханием вспоминаю жену. Высокая, полная грудь, тонкая талия, длинные ноги, в темно-зеленых глазах всегда блестит желание. Длинные светлые волосы, шелковые на ощупь.
Я везунчик!
Мне досталась в жены самая красивая девушка.
Вере сейчас двадцать семь, как и мне. Но выглядит она на двадцать. Ухаживает за собой, плюс хорошие гены.
Ровно в три залетаю в адвокатскую контору, принадлежащую троим – мне, Вере и нашему партнеру – Козыреву Сергею.
– Ярослав Егорович!.. – ко мне бросается наш секретарь Аврора. У девушки огромные карие глаза, и сейчас они выдают жуткий испуг.
– Вера у себя? – делаю шаг к кабинету жены, но девушка с шикарной рыжей шевелюрой преграждает дорогу. – У меня к вам просьба.. – сует мне в руки пачку деловых бумаг, – подпишите.
– Прямо сейчас? – злюсь. Не люблю, когда кто-то сбивает меня с настроя, рушит мои планы. В данный момент я собирался поздравить жену, поцеловать.
Ощущаю на затылке тяжелый взгляд. Поворачиваюсь. Никого.
– Слушай, твои бумаги никуда не денутся, верно? – делаю резкое движение и обхожу неуклюже замершую высокую фигуру Роры.
Толкаю дубовую дверь в кабинет Веры, и столбенею на пороге.
Вера и Сергей синхронно со вздохом поворачивают в мою сторону головы.
– Ты? – грубо подмечает Козырев.
– Ты??? – голос Веры звучит как зов о помощи.
– Ярослав Егорович, я пыталась вас остановить, – горячая ладонь секретаря ложится на мою руку. И по ней тут же ползут мурашки.
– Сука! Козырев! Отпусти ее хотя бы сейчас! – ору, теряя остатки разума.
В полутемном кабинете закрыты жалюзи. В центре стола стоит бутылка шампанского и два бокала.
Растрепанная жена в расстегнутой юбке и в ярко-красном лифчике лежит на диване, а на ней сверху примостился Козырев. В расстегнутых брюках, с голым торсом. Рубаха валяется на полу.
В комнате пахнет духами и спиртным. Горят свечи.
Сергей медленно поднимается, виновато отводит взгляд.
Сердце обрывается и внутри меня повисает свистящая пустота.
Вера быстро поднимается, ищет глазами блузку. Не свожу тяжелого взгляда с ее упругой большой груди. Не найдя, тупо обнимает себя руками, пряча самое ценное.
– Яр, это совсем не то, что ты подумал, – обрушивает на меня слова супруга. – Между нами ничего не было!
– Всё оказалось совсем не тем, – достаю из кармана часы, протягиваю жене. – С годовщиной лжи, дорогая!
Вера протягивает руку, и я вижу ее грудь.
Мозг абсолютно затуманивается, когда вспоминаю, как Серега приминал, касался своими загребущими пальцами.
– Шлюха, – выпаливаю задушено.
Машинально бью ее по лицу.
Пощечина такая звонкая, что звенит в ушах.
– А-ахххх!!! – слышу приглушенные крики за спиной.
В темно-зеленых глазах жены застывает испуг и ненависть. Вера держится за покрасневшую щеку, позабыв о груди.
– Сука!! Ты чо? – слышу злой голос Козыря. В этот же момент получаю удар в область ребер…
А дальше ничего не помню.
Потасовка. Кто кого бьет, зачем, почему.
Охрана.
Козырев.
Я.
Пустота.
***
Наутро просыпаюсь в обезьяннике.
Голова гудит так, будто напился накануне. Но праздника не было. Скорее всего, кто-то заехал по башке вчера.
Торможу, вспоминая события ссудного дня.
– Ты здесь за что? – интересуется молодой парень.
– Жену ударил, – слова даются с трудом.
– Ну, ты и козел! Я свою никогда пальцем не трогал.
– Она изменила с моим партнером, – выплевываю зло.
Парень замолкает, прикусывая губу. Больше не комментирует ситуацию.
Стерва! Как она могла?
Вера!!!
Растоптала мою веру в брак, в любовь, в женщину.
Я хотел стать для нее особенным, а стал лишь