ацией. Запах мокрой лошадиной шерсти и дождя, вперемешку с ношенной кем-то до них, не стиранной неделями, а от того пропахнувшей потом одежды, вызывал рвотные позывы. Спутники кутались в накидки, стараясь хоть как-то согреться, но это не помогало: ледяной ветер пронизывал до самых костей, уничтожая только-только начинающее распространяться тепло тела яростными порывами. Колеса повозки, которые когда-то были формы ровного круга, теперь больше походили на эллипс. Полуразбитые, местами прогнившие, где-то с застрявшими камушками, глубоко въевшимися в мягкий деревянный материал – они скрипели на каждой кочке и казалось, что протянут от силы еще метров сто, но повозка упорно продолжала путь, хоть и трясло её так, что каждую секунду пассажиры могли вылететь вместе с содержимым на превратившуюся в месиво грязи проселочную дорогу.
Женщина лет сорока, с легкой проседью в черных как ночь волосах, сидела внутри повозки и то и дело поправляла часы на правом запястье, которые ей предстояло снять в скором времени, чего она не делала уже двадцать лет. По тому, как она крутила браслет часов на руке, поворачивая устройство то влево, то вправо, постоянно перебирая пальцами кожаный потрёпанный ремешок и проводила ногтем по круглому циферблату, можно было сказать, что женщина определенно нервничает. Она не собрана, а значит, не готова к возложенной на нее миссии. Голубые глаза без отрыва следили за плавными движениями пальцев, помогая ей подавить волнение. Высокий риск провалить задание пугал не столько тем, что по итогу Корпус сделает с ней, сколько тем, что будет с её напарником. А женщине совершенно не хотелось втягивать его в свои текущие переживания, которые, впоследствии, могут перерасти в проблемы. Благо, они были далеко от Москвы, иначе, заметив её состояние, Корпус тут же снял бы их с задания с последующей выпиской отнюдь не символического штрафа и временным отстранением от работы. Но Москва осталась далеко позади…Или, точнее сказать, впереди?
Выдохнув, женщина в последний раз кинула взгляд на часы, стараясь запомнить каждую мелочь: черные стрелки замерли на времени одиннадцать двадцать пять, стеклышко треснуло с правого бока, золотистая каемка и когда-то коричневый ремешок местами затерлись. Этот меленький аксессуар считался реликвией начала третьего тысячелетия. Часы хранили память о её брате, погибшем на войне, как и миллионы женщин, стариков, детей и мужчин, которых было не вернуть. Смертельная схватка за ресурсы, охватившая все континенты, длилась пятьдесят лет, и, буквально год назад закончилась, принеся облегчение тем немногим, кто осмелился выжить. Тем не многим, кто уже толком не помнил, с чего именно все началось. Люди воевали не во имя государств или правителей, но за них в том числе. И за светлое будущее, которое бесперебойно пророчили в тот же час, как испустит дух последний враг, за прошлое, в которое бессмысленно было потеряно столько душ, за чувство мести, сжигающее изнутри, за личную славу и новый способ заработка, позволяющий хоть как-то прокормить семью. Каждая из причин была личной, сокровенной. И при этом, каждая стала общей, единой.
Все, что оставалось – оплакивать родных и вспоминать погибших.
Все, что требовалось – строить новый мир и жить дальше.
Новое, безызвестное будущее, заключенное в рамки темного прошлого, на измученной и настрадавшейся планете, которую людской род сотни лет травил ядом развивающихся технологий, бесконечных открытий, удачных и не очень экспериментов, наконец настало, не принеся с собой ни крупицы счастья, ни единого лучика надежды.
Черноволосая женщина, сидевшая в трясущейся повозке, никогда не видела мирного неба над головой, ровно так же, как и все её знакомые, но, в отличии от них, у неё был шанс, крошечная надежда, все исправить. Собравшись с мыслями и сняв часы с руки, она прикоснулась к ним холодными губами и прикрыла глаза, позволив себе еще несколько секунд слабости, а после, нагнулась, достала заранее приготовленный узкий футляр, убрала в него часы и поместила в глубокий сундук, под узкую скамейку – туда, где никто не должен найти её личный артефакт воспоминаний. Она была уверена, что на въезде в пригород их не остановят. Хотелось верить, что все пройдет наилучшим образом.
Поправив колючий капюшон из грубой пряжи и натянув его как можно ниже, почти до самых глаз, женщина готовилась выбраться из крытой телеги к напарнику на козлы, припоминая, где конкретно оставила форму Корпуса. Шансов забрать её после миссии почти не было, но, она надеялась, что при успешном раскладе, ей выделят такой гонорар, который позволит без труда купить новую форму. А если все покатится чёрту под хвост – она хотя-бы знает, где искать.
Приподнявшись со скамейки, Лариса, шатаясь и едва не оступаясь из-за сильной тряски повозки, громко ругнулась, а после, выровняв свои движения, раздвинула рукой разноцветные промокшие лоскуты ткани и пролезла к козлам:
– Сергей, —присела рядом, придерживаясь рукой за мужчину, – Долго еще ехать?
Сопровождающий женщины, Сергей, был одет в простенькие, но плотные коричневые штаны с кучей цветных заплаток, потерявших со временем цвет, но все еще различимых, белую простецкую рубаху и соломенную шляпу. Поверх этого бесхитростного великолепия, на нем был кожаный плащ, защищающий от ледяных капель, все норовивших и норовивших