гда мы болтали ни о чём, временами он расспрашивал меня о школе, порой рассказывал смешные истории. Но больше всего мне нравилось слушать, когда он говорил о себе и о планах на жизнь. В такие моменты его лицо становилось расслабленным, спокойным, и он мечтал о том, что произойдёт, если сможет уехать в другую страну, как начнёт там всё сначала. А я украдкой поглядывала на него восхищённо и с замиранием сердца вслушивалась в каждое произнесённое им слово. Он смотрел на меня, улыбался, кончиком пальца легонько стучал по моему носу и говорил что-нибудь поучительное, например: «Чтобы этого добиться – нужно многому учиться» или «Чтобы получить желаемое – учись ждать». Услышав совет, я всегда кивала, а он тихонько посмеивался. Мне так нравилось, как он улыбался. Однажды он сказал мне, что за последний год только я могла вызвать у него смех. Я была счастлива рядом с ним. Он время от времени любил повторять, что у нас самая необычная дружба на этой планете. И я была с ним абсолютно согласна.
Сегодня я задержалась на сорок минут, поэтому даже не бежала, летела на наше место. Не могла скрыть волнение. Мне так хотелось рассказать ему о прошедшем учебном дне, хотелось похвастаться, что меня выбрали готовить сценку на городской конкурс от школы. Я не была лидером в классе, но стремилась стать заметной, и вот наконец-то у меня появилась такая возможность. Глаза сияли от предвкушения разговора с ним. Поэтому, бегом поднявшись по последним ступенькам, я радостно закричала:
– Ромка, Ромка, ты не поверишь…
Я застыла. Картина, открывшаяся передо мной, пятнадцатилетней девчонкой, оказалась слишком жуткой. Этого не может быть, ну как же так. Он же столько держался. Он обещал, говорил, что теперь, когда появилась я, его ничего не сломает. Рома сидел на полу, оперевшись спиной на стену, голова склонилась набок, глаза были закрыты, рукав – закатан, а руку чуть выше локтя обвивал жгут. Всё понятно без слов. Он часто говорил, что если я увижу нечто подобное, хоть с кем-то, хоть с самым близким из людей, мне нужно немедленно убегать, ни в коем случае не разговаривать и больше никогда не встречаться с этим человеком. Я попятилась к ступенькам, глотая ртом воздух. Взгляд упал на шприц, валяющийся в шаге от моей ноги. Он был наполовину наполнен той мерзкой отравой, которая унесла жизнь не одного человека в этом городе. Надежда на то, что это не конец, что он не успел влить в себя жидкость, эта глупая надежда, наполнила меня изнутри, и я прошептала:
– Ромка, нет, не делай этого, я здесь, я пришла.
Я очень медленно сделала маленький шаг вперёд. Он открыл глаза и попытался сфокусироваться на моём лице. Глаза… мне всё сказали его глаза. Это был не тот Ромка, которого я знала. Это был тот потерянный человек, которого несколько месяцев назад я увидела первый раз на скамейке во дворе этого дома, и которому в тот день пыталась помочь, думая, что ему стало плохо.
– А, Мелкая. – Он с отвратительной интонацией растянул моё прозвище, которое дал мне в день нашего знакомства. – Ты чёт сегодня опоздала. – И он откинул голову назад к стене.
– Я… я задержалась в школе… – начала оправдываться я, запинаясь. А в голове пролетали мысли, что он меня узнает, значит, ему ещё можно помочь. Но как? Как избавить его от того яда, что у него уже внутри?
– Я думал ты не придёшь, но… – Он протягивал слова с такой злостью, что мне стало страшно. – Раз ты всё равно увидела, дай-ка мне вон то волшебство сюда. – Кивком головы он указал на шприц возле меня.
– Нет, Рома, не надо. – Я старалась поддерживать спокойный тон, чтобы скрыть дрожь в голосе, вызванную тревогой, которая, как тёмное море, начала захлёстывать меня.
Он издал рык, похожий на звериный, и попытался подняться, но у него получилось только дёрнуться и опять прислониться к стене.
– Дай мне эту чёртову дозу, я сказал, – с ненавистью крикнул Рома. Он никогда раньше так со мной не разговаривал.
– Нет, – решительно прошептала я, сделала шаг вперёд и хотела оттолкнуть ногой шприц вниз на лестничную площадку, но тут Ромка снова попытался встать. При этом он издавал проклятья странным, не своим голосом, который заставил меня вздрогнуть. Испугавшись, я поскользнулась. Чтобы не грохнуться на пол, оперлась рукой о стену, но нога отклонилась в сторону и я, совершенно не желая этого, оттолкнула кончиком ботинка шприц прямо к нему. Я наблюдала, как яд покатился к стене, где сидел, так и не поднявшись, Ромка. Наблюдала, с какой жадностью он схватил его, как поднёс к закатанному рукаву, как победно посмотрел на меня и сказал:
– Прости, я больше здесь не могу.
Не в силах смотреть, я отвернулась, а слёзы начали медленно стекать по щекам. Нужно позвать кого-то на помощь. Но кого, кто согласится помочь в такой ситуации?
– Мелкая, – вдруг так нежно позвал он меня своим голосом, тем голосом, что был мне дорог. Я услышала стук собственного сердца, глаза вновь нашли Ромку. То, что отражалась на его лице, можно было назвать страшной маской боли, отвращения, презрения. Он опустил веки, словно пытался воздвигнуть нерушимую стену между нами, прячась за ней в своем тёмном мире. Шприц, всё ещё наполовину полный, был зажат в его руке. Он пытался изобразить улыбку, но у него это плохо получалась, губы не повиновались,