шкодливый взгляд на стол. – Он, кстати, уже в порядке.
Я улыбаюсь молча, направляясь на диванчик, удобно расположившись, закидываю руки за голову. Оливия садится в кресло.
– Итак, пациент, я вас слушаю, – натянув очки и улыбнувшись, сказала Оливия.
Я закатила глаза.
– Я чуть не переспала с Рейнором, – как можно спокойнее сказала я.
С ее лица пропал любой намек на юмор. Тема о моих любовных похождениях очень важна, я достаточно часто вступаю в неразборчивые половые связи, потом страдаю и ничего не помню.
Она села в более удобную позу. Даже немного наклонилась ко мне. Я продолжила:
– Сегодня был снова труп. Девушка. Полностью изуродованная. Потом новости из министерства. Мол, мы не справляемся, и завтра пришлют группу из столицы. Потом пришел Рейнор, стал орать, сжал меня… И я возбудилась, чуть голову не потеряла, а он как истукан встал и смотрит. – Я засмеялась, вспомнив мем из интернета. – Когда возбуждение спало, я не пришла в себя, не было облегчения.
– Конечно, не было. С чего вдруг? – весело спросила Оливия, что-то записывая в свой блокнот. – Вспомни, когда ты приходила к Рейнору, что чувствовала? И что было в этот раз? Только честно ответь, никогда не поверю, что раньше тобой двигали неземные чувства.
– Нет, конечно, нет. Я к нему приходила, как ты говоришь, для здоровья, – хотела я все перевести в шутку, но Оливия взглянула на меня серьезно.
– Нет, Мэри, не путай. Наоборот, ты делала это не для здоровья. От того, что ты врешь мне, себе в конце концов, лучше не станет. Освобождения, которого ты так ищешь, не будет.
Освобождение. Это слово пронзило меня, словно молния. Столько дерьма я сделала в жизни, столько грязных поступков и историй. Кто я и чего хочу? На море и собаку? Смешно.
– Хорошо, – сдалась я. – Когда я с ним сплю или еще с кем-то, я настолько чувствую себя грязной, – теперь уже я наклонилась к ней, – настолько грязной, что ненавижу себя. Кожу снять хочется. Но в свою очередь эта ненависть помогает мне жить и двигаться дальше. Спасать этот гребанный мир от таких отродий, как я.
Оливия замерла. Она поняла, что я не шучу, что я так чувствую. Таких откровений от меня редко можно услышать. Чаще всего я сижу и слушаю ее. Она немного знакома с моей историей, но в подробности я не вдавалась.
Я взглянула на часы. Прием длится 15 минут.
– Хватит на сегодня, – я поднялась с дивана. – Устала, мне еще завтра в курс дела вводить новоприбывших.
Оливия кивнула, вставая с кресла. Я уже была открыла дверь, как Оливия произнесла:
– Ты молодец и ты хороший человек. И людей ты спасаешь не потому, что хочешь исправить свои грехи. Тебе незачем мучить себя, чтобы жить. Это неправильно и только усугубляет твою ситуацию. Сейчас ты молода, но лет через двадцать ты возненавидишь людей, потому что, по твоему мнению, ты не справилась. Ты посвятишь всю жизнь им, спасая, а сама останешься старой и озлобленной. В 50, когда ты будешь ожесточенной, без семьи и любви… – она говорила на одном дыхании, потом замолчала,