когда она, бойкая молодая деваха, польстившись на государственные выплаты жителям села, пару месяцев назад приехала в это богом забытое место работать в местном медпункте простой фельдшерицей, услышала фальшивое пение и невпопад звучащие аккорды баяна:
–Белые розы, белые розы, беззащитны шипы… – орал на всю деревню хриплый мужской тенорок под отстающий от его пения аккомпанемент.
«Опять глотку дерёт с утра пораньше» – подумала Настя и бросила взгляд через покосившийся штакетник в глубь двора.
Там, на завалинке дома сидел щупленький мужичок лет сорока в застиранной майке-тельняшке, подвёрнутых до колен трениках и китайских шлёпанцах на босу ногу и усиленно растягивал меха баяна:
–Что с вами сделал снег и морозы, – эмоционально пел он, зажмурив от удовольствия глаза и пританцовывая всем телом в такт музыке.
Словно почувствовав, что у него появился слушатель, мужчина открыл глаза и, чуть привстав, помахал девушке одной рукой:
–Доброго утречка, Настасья Петровна!
Фельдшерица слегка кивнула и, отвернув голову, продолжила путь, а певец с чувством выполненного долга перед государственным лицом, проводил тоскливым взглядом раскачивающиеся формы и продолжил музицировать:
–Люди украсят вами свой праздник лишь на несколько…
Неожиданно вылетевший из открытого окна кусок теста шмякнулся горе-певцу прямо в лысый затылок и заставил его замолчать:
–Да заткни ты свою кнопкадуйку! – раздался из дома сердитый низкий женский голос. – У меня тесто на подходе! А печь уже прогорает!
–Ну, ты чего, – обиделся баянист, нехотя снимая инструмент с плеч.
–Чего-чего, – продолжила ворчать женщина в доме. – Ты жрать-то хочешь? Вот и давай, шевели маслами, коли они ещё двигаются!
Мужчина нехотя встал, размял плечами и направился к топчану рядом с поленницей, в котором одиноко скучал без работы огромный топор-колун:
–Электропечь же есть! Зачем дрова изводить?
–Что ты там бормочешь? – в ответ из окна высунулась женская голова в облаке окружающих её пышных тёмных волос. – От твоей печи при включённом телевизоре пробки повыбивает! Мужика-то в доме нет, что б с проводкой разобраться! Одни артисты!
–Кать, а Кать, посмотри-ка, что я умею, – желая отвлечь женщину на другие темы, выпрямившись, Борис встал в позу и, загадочно подмигнув жене, подёргал грудной мышцей:
–А? Ну, как? – и так посмотрел на любимую, словно ждал от неё не только одобрения, но и восхищения его умению.
–Да ну тебя! – смущённо засмеялась женщина. – Тоже мне, бодибилдер! Только это и можешь! Титьками дёргать! Ты вот лучше скажи, когда Маруське сарай починишь?
–Сарай, сарай, – обиделся мужчина. – Ничего-то ты не понимаешь в красоте мужского тела!
–Мать моя родная! Посмотрите-ка! Бред Пит нижнетагильский!
Резведя руки в стороны, а потом демонстративно прихлопнув в ладоши, Катерина дала понять мужу, что ждёт от него совсем не таких навыков.
–Мам! Ну, ты где? Начинается! – раздался в глубине дома молодой голос и женщина тут же скрылась из окна, вернувшись в дом.
Встав в позу и, наигранно размяв плечами, Борис огляделся по сторонам и, никого не увидев на пустынной улице, горько вздохнул от отсутствия зрителей и взялся двумя руками за колун.
Взмах.
Сильный удар.
И расколотое надвое бревно разлетается ровными половинками в разные стороны.
–Что, сосед, проехалась по тебе жинка? – наблюдающий из-за штакетника за супружескими разборками, дед Иван хитро прищурил глаз и шмыгнул носом.
–Чего тебе? – не отвечая на вопрос, сердито буркнул ему в ответ Борис.
Деда Ивана на селе особо не любили. Нигде не работающий и непонятно на что живущий дед (хоть возраста он и был неопределённого, но все почему-то решили, что он довольно старый) появился у них как будто бы ниоткуда. Поселился в заброшенном доме и вечно побирался по всему селу, плачась на свою несчастную жизнь. Рассказывал, будто был он то ли майором, то ли (по другой версии) полковником, а потом, как вышел на пенсию, обдурили его чёрные риелторы и забрали роскошную квартиру на Арбате. А потом вдруг выяснилось, что вовсе это были ни риелторы, а дочь (или сын?) выгнали из собственноручно построенного дома в Твери… По началу его рассказам верили, жалели: кто картошки подкинет, кто сторублёвку даст. Но со временем всем это надоело. И то правда: работу предлагают – отказывается, огород не сажает, кур бы мог завести – и то не хочет. Всё-то ему то это не то, то это не так, все ему должны, а он- будто барин-барином.
–Так это, подкинь сотенку до пенсии, – жалостливо начал дед Иван.
–Ты мне ещё с третьего месяца должен. Когда отдашь? – не выпуская топор из рук, напомнил ему Борис о давнем долге.
–Так в эту и отдам. Вот те крест, – перекрестился мужчина.
–Да что мне твой крест! Ты ж неверующий!
–С чего это ты взял? Верую, как есть верую, – с укором