ая ж у тебя сестрица! Ей и слова поперек не скажи – сразу за посох и промеж глаз, – зычно фыркнул рослый всадник в червленом доспехе, отливавшем на солнце алыми всполохами. Как и толстая коса, перекинутая через его плечо.
– А вот нечего было ей лишний раз напоминать, как она по молодости из ступы выпала…
Второй в росте ему не уступал, но вот в ширине плеч… Одет он был в темные княжеские одежды – ворона, ни дать, ни взять. Да и длинный крючковатый нос придавал ему сходства с пронырливой птицей еще сильнее.
– Так я ж по-дружески! – досадливо всплеснул руками тот, что в доспехе.
– Она тоже, поверь мне на слово, Горын. Если б вы не были знакомы, она б зажарила тебя, как козла на вертеле, – второй зябко передернул плечами, словно ежась от холода и поправляя тонкий черный венец на светлых волосах. Горын зычно рассмеялся, чем спугнул стаю птиц в вышине крон.
– Ну вот, стокмо лет с тобой знакомы, а все как впервой! Мы, змеи, в огне не горим – мы в нем рождаемся, – навь широко оскалился острозубой улыбкой и хитро сверкнул глазами.
– Ну, гореть не горите, а Навий огонь вещь для вас все же чужеродная и… Ты опять?!
Змей беззастенчиво остановил коня и теперь нежился в лучах летнего солнышка, щурясь как кот. На миловидном молодом лице чуть заметно белели полоски старых шрамов. Три тонких, чуть изогнутых рубца складывались в прерывистую линию, идущую от левой скулы до подбородка, разделяя край верхней губы. Волосы его играли всеми оттенками багрянца, словно свет в бокале густого красного вина.
– Дитя малое, честное слово, – покачал головой его спутник, больше похожий на прозрачную тень, если бы не темные одежды. – У меня сегодня еще дел по горло, так что нянькаться мне с тобой некогда.
– Ну так не нянькайся, чай не помру, – еще шире улыбнулся Горын, открывая один глаз и насмешливо глядя на Константина. Навь раздраженно поджал тонкие губы, тряхнул поводьями и свернул в сторону.
Подождав, пока чернокнижник окончательно скроется из виду, Змей продолжил наслаждаться вновь обретенной свободой. Солнышко грело, птички чирикали, а человечий облик как нельзя лучше подходил для того, чтобы наслаждаться этой красотой.
После нескольких седмиц в змеином теле ему было непривычно снова ходить на двух ногах, ездить верхом и пользоваться речью. Да и кожа была слишком чувствительной, не то что непробиваемая чешуя, броней защищавшей его тело.
И все же, что-то здесь было не так.
Беспокойство назойливой мухой кружило вокруг, не давая насладиться минутами человечности. Горын завертел головой по сторонам, пытаясь уловить чужеродные звуки в священной роще, но тщетно – все было донельзя хорошо. Ножи были при нем, так что подкрасться незамеченным и не получить от лучшего мечника царства клинок промеж глаз – задача непосильная.
Птичья болтовня, шепот ветерка в листве, тихое журчание лесного ручейка. Все, как и должно быть. Кроме одного, но вот чего? Горына начинало это раздражать. Он подобрался, крепче сжал повод в латных перчатках и чуть сдавил бока одолженной у Виги кобылки. Лошадь недовольно всхрапнула и медленно пошагала вперед.
«На крыло б подняться да с неба глянуть,» – пронеслось у него в голове.
Нет, слишком тесно, да и Лель вряд ли обрадуется пожару почти в самом сердце Рощи.
В стороне громко хрустнула ветка, заставив Горына затравленно обернуться. Его глаза вспыхнули раскаленным металлом, являя миру змеиные зрачки-щелочки.
Хруст повторился, но уже ближе, а затем вышло чудо…
Из кустов на него с ужасом и толикой облегчения взирала пара небесно-голубых глаз, припухших и раскрасневшихся от слез. Отроковица, даже полтора десятка годков еще не разменяла.
Сарафан грязной тряпкой болтается на одной лямке, расшитая алым рубаха порвана, одно плечо стыдливо оголено, а русая коса растрепалась так, что торчащие во все стороны волосы делали ее похожей на домовенка. Но меньше всего Горыну понравились синяки и ссадины: багровая полоса на шее, будто от удавки, следы мощных пальцев на хрупком белом плечике, глаз почти заплыл синячищем, а под носом – размазанная кровь.
Откуда-то издалека послышался голос чернокнижника.
– Горын, ты там опять ворон считаешь?
Девочка испуганно вздрогнула, оглянулась на голос Константина, а потом обратно на Горына. Змей все это время таращился на нее, не веря своим глазам. Как она могла тут оказаться? Одна!
– К-княже… – слабым и хриплым голосом пискнула отроковица.
От звука ее голоса внутри у него все упало. По телу пробежался мороз вперемешку с жаром, а сердце неровно загрохотало в ушах. Творилось что-то странное – Горыну вдруг нечем стало дышать, будто на лицо положили перину. Но наваждение длилось пару мгновений, а затем сменилось щемящей нежностью, едва не задушившей его.
– Горы-ын… – челкастая голова кобылы чернокнижника выплыла из-за кустов, где он скрылся ранее. – Лель явно будет недоволен, что ты здесь опять шляешься. Так что – шевелись! Го…
Казалось, что от неловкости происходящего