плечо. Я сразу вытянулся и напряг руку, что есть мочи, только б сделать ее тверже, мощнее. И моя девочка сразу поймет, что со мной она под нерушимой стеной, которая защитит ее от всех жизненных невзгод. – Еще нашла работу и съехала со старой квартиры. Новая жизнь, так сказать, начинается!
–Разве она должна сопровождаться сжиганием волос? – хотелось возможно взвыть и обрушить Катеньку неистовыми мужскими слезами.
–Глупенький!
Она невесомо коснулась моих губ своими. Поцелуй оказался слишком коротким. Мне хотелось всецело раствориться в Катеньке, и губы лучший тому способ. Тем более ее были непростительно бархатными и терпкими. Я еще долго высовывал язык, чтоб почувствовать ее вкус на губах. Как бы не закипало от Катеньки внутри, я позволил ей отстраниться.
Идя на свидание, я прикупил букетик, но совершенно забыл о его существовании при виде моей девочки, хоть тот и ластился кошкой на руках. В газетной обертке я нес любимой голубые гвоздички, которые раньше невероятно шли к лицу. Я поднес букет к ней очень близко. Сейчас он подходил ей не меньше прежнего. Видимо, моя Катенька обладала вселенской красотой и все дышимое и недышимое, существующее на этой земле, не могло осквернить ее святой лик, а лишь украсить и обогатить, как золото церковные купола.
–Какая прелесть! – взвизгнула она и закружилась с букетиком.
Легонькое цветочное платьишко взмыло вверх. Я остолбенел. Моему взору оголились ее ножки. Они походили на фарфоровые. Внутри закипело желание прильнуть к ним губами, но разом себя осадил. Страх разбить их колыхался в пучине моего существования сильнее.
–Катенька, душа моя, – только и выдавил, стараясь остановить ее.
Не мог долго сдерживать свою похоть. Слишком грешный я человек. А Катенька у меня чистая. Любуясь своей девочкой при встречах, возникали мысли причислить ее к лику святых, и никто б не нашел в себе силы оспорить это, потому что сами такого не заслуживали. Все люди грешны до изнеможения, и я не исключение, ведь склизкая похоть уже тянулась к самой глотке. Но только не моя Катенька. Она неприкосновенная святыня!
Я насупился, от мерзких помыслов, сдерживаемых мной из последних сил.
–Ты сегодня какой-то хмурый? – беспокоиться моя девочка.
–Что ты, – так добро, как только мог, ответил.
Я вырвал безжалостно свое сердце и швырнул его в мостовую. После этого все людские мерзости покинули меня. А может и нет. Я человек очень грешный и сердце мое того не отнимет. Сколько раз я его отшвыривал, сколько раз оно вновь возрождалось в груди, сколько раз ушедшие грехи вцеплялись в меня когтями. Все же людские мерзости меня не покинули, а лишь затаились под желудком. Слегка теперь мутило.
–Я же вижу.
Она подошла непозволительно близко и тыльной стороной ладони провела по моей щеке. Почудился запах брусники – мои самые любимые ягоды. От ее прикосновения кожа загорелась румянцем, подпаляя и уши. Послышался оглушающий грохот несуществующего сердца. Я сильным ударом проломил грудную клетку и осмотрел бездну. Чему там колотиться? Катенька! Девочка моя! Что ж ты со мной делаешь?
Показалось, что похоть вновь поползла от паха к глотке. Но нет. То была скулящая нежность, и я всем телом прильнул к Катеньке. Сжал ее в нерушимых объятиях. В моих руках она такая маленькая и хрупкая, любимая и желанная, страстная и кроткая. Я прислонился головой к ее макушке и заполнил легкие запахом моей девочки, тот уже успел выветриться из грешной бездны. А Катенька чистая и святая и в такой миг одаряла меня щедро своей святостью. И уже не казался таким грешным и похотливым.
–Катенька, – я взвыл голодным волком, хотелось растерзать и сдавить ее, настолько мои чувства неконтролируемы и сильны.
–Что? – наивно сказала моя девочка.
–Ты любишь меня?
Вопрос сдавил грудь, зажал в тиски. Понемногу я начал задыхаться. Лик мой покраснел, посинел и с губ срывались рваные хрипы. А она все молчала. Смотрела на меня своими необъятными глазами и молчала. От чего ж ты притихла, Катенька? Секунды стекали песком в никуда с моих плеч. Количество золотых песчинок увеличивалось, потому стоять было уже невмоготу. А она не обронила и слова.
–Катенька, – жалобно вылетело ее имя.
–Глупенький! – сколько раз еще предстоит это услышать, прежде чем научусь понимать ее.
Она вновь наградила меня поцелуем. В этот раз долгим и чувственным. Она аккуратно и нерешительно посасывала, то верхнюю, то нижнюю губу. Пусть делала это нелепо, но так разгоряченно, что тело мое обмякло от ее любви.
–Понял? – смущенно произнесла она, отскочив на добрых полметра.
–Понял, Катенька! Я все понял!
Я подбежал к ней, подхватил на руки и понесся в незыблемую даль. Моя девочка звонко рассмеялась. Я не сдержался и тоже захохотал, как незрелый юнец. А именно таким я и был рядом с Катенькой. Смущенным и глупым мальчишкой. Иногда я останавливался, скидывал ее на землю и страстно целовал. А главное подолгу, с каждым разом пуще прежнего растворяясь в ней. Моя девочка мне это позволяла.