в окружении других «дедов».
– Ну что ты тогда возникал? – он угрожающе поднял кулаки.
– Ну что здесь, в казарме, выйдем на улицу, там и потолкуем.
– Ха, Анюта, он предлагает тебе дуэль, – сказал кто-то из «дедов». И мы вышли на улицу, на белый искрящийся снег.
Мы с Анютой стали друг против друга. «Деды» нас окружили кольцом. Я посмотрел на Анюту и понял, что он боится.
Тогда я бросился на него, повалил и начал бить кулаками. Нас растащили. У Анюты под глазом светил огромный «фонарь». С тех пор меня «деды» не трогали, зауважали, наверное. Тогда я понял – добро должно быть с кулаками, еще не понимая на тот момент, в чем истинное добро…
Потом у «дедов» настал дембель, они уволились, а через полгода мы сами стали «дедами», но почему-то в нашем призыве насилия не было, мягче мы были, что ли…
Запомнился еще один случай. Это было уже во второй половине службы в армии. Сидел я в своей каморке художника и рисовал какой-то плакат (а надо сказать, что к концу службы я обнаглел и ночевать в казарму не ходил и ночевал в своей художественной каморке, а дело было зимой). Вдруг стук в дверь, я открыл, зашел наш комбат полковник Федорчук и с порога начал на меня наезжать: почему не в казарме, почему не на разводе, почему в тапках?
Федорчук сказал – марш на развод в таком виде. Я спросил – что? прямо в тапках?.. Да, в тапках!..
Тут я понял, что нужно делать, ведь меня ожидал позор, если я по снегу пойду в тапках на развод. Я мгновенно принял решение – выбросил тапки за забор, я стоял босиком на снегу.
– Ах ты сукин сын, ну ладно, обувай сапоги!..
Да, забыл сказать, часть, где я проходил армейскую службу, находилась возле Чернобыльской АЭС. Я уволился в 1985-м, а рвануло через год, в 1986-м. Это еще больше утвердило меня в мысли о своем избранничестве.
Снова институт
Итак, уволился из армии я весной 1985 года, когда пришел к власти Горбачев. Сколько было о нем восторженных откликов, такой молодой и такой умный, говорит без бумажки. Я гордился тем, что он мой земляк, окончил ту же школу, что и я, и тут мои больные фантазии нашли новую пищу, я стал мечтать, что после Горбачева уж точно во главе государства стану я. Я тогда далек был от Церкви, не понимал, что во мне тогда жила страсть гордыни и тщеславия… Настроение после армии было радужное, впереди маячила приятная гражданская жизнь без всяких армейских ограничений (как же я тогда был наивен). После армии, отдохнув дома, я приехал в Харьков, доучиваться в институте. Потом, уже в институте, после постармейской эйфории у меня впервые в жизни наступила жесточайшая депрессия. Я не понимал, почему это со мной происходит, унывал и отчаивался, еще вчера жизнь казалась праздником, а теперь все в сером цвете. Итак, институт, помимо учебы были студенческие посиделки с ребятами и девчатами. Там я впервые влюбился в девушку с черными волосами и голубыми глазами. Но любовь была без взаимности, видимо, она, поняв, что я странный, предпочла другого. В отличие от 1-го курса, где я еще был здоров и весел в компании, теперь я все чаще страдал от одиночества,