но никто из официантов не удосужился подойти и забрать деньги с посудой. Когда его стол нечаянно задели, он проснулся и сощурился от света. Только сейчас мужчина увидел, что на сцене стояла любимая Марфа Квин. Решив подойти поближе, чтобы запечатлеть звезду на телефон, мужчина едва не потерял сознание, отчего облокотился о белую колонну. На его сердце было тревожно. От томного голоса леди Квин веяло той же тревогой, что ощущал мужчина. Марфа двигала руками, будто это волны и постепенно повышала голос, пока в один момент она просто не прокричала строчку песни. По телу электрическим разрядом пробежали мурашки. Марфа продолжала растягивать слова, выставив руки перед собой, словно отталкивая что-то от себя. Она изящно двигалась, «гипнотизировала» людей томным голосом и была спокойна, как удав, что не соответствовало стилю её новой песни. Слушатели – все до единого – ощущали её эмоции. Марфа пела о девушке, которая разочаровалась в любви и слала её глубоко к чёрту. В последнее время она боялась увидеть человека, который испортил её жизнь. Казалось бы, она находила отдушину в творчестве и с лёгкостью писала песни… но с увлечением она внезапно вспоминала бывшего партнёра. Он использовал её, издевался, изменил и сказал, что не видит в этом проблемы, довёл до плачевного состояния и едва не уничтожил Марфу Квин как личность…
Девушка напевала: «железной вдовой я стану, чтобы никто больше не разбил мне сердце».
К сожалению никто не воспринимал эту строчку всерьёз. Всем было важно увидеть любимую звезду на сцене, сохранить фотографии с ней и насладиться её очаровательным голосом. Всем было всё равно на то, что песня Марфы Квин о разбитом сердце и насилии. Только две официантки в углу – близкие подруги Марфы Квин – всё понимали и чувствовали. Марфа Квин снова растянула слова, и громкий голос эхом пронёсся по клубу, толстыми волнами пробиваясь в разумы. В заключение песни Марфа оголила бедро с татуировкой китайского дракона, стукнула каблуком по плитке и, толпа разразилась аплодисментами.
– Марфа… – Пьяный мужчина схватился за сердце и подумал, что его шёпот услышали.
Когда девушка, отбившись от фанатов, ушла со сцены в гримёрную, мужчина разочарованно направился к выходу. Обойдя вышибал, он свернул налево, спрятался у кустов, сел на колени и вырвался прямо себе в ноги. Придя в себя и открыв глаза, мужчина увидел тяжёлые ботинки перед собой. Подняв голову, он увидел недовольное выражение лица мужчины с чёрными кудрявыми волосами. В свете фонарного столба блеснул нож бабочка. На лезвии мужчина разглядел маленькие капли крови.
– Ты говорил с моей Вивиан?
Пострадавший от алкоголя мужчина оказался прижат лицом к земле ботинком. Обидчик направил нож бабочку мужчине прямо в затылок.
– Она уже не твоя… – утвердил мужчина и поперхнулся слюной. – Как ты… вышел?
– Я делаю всё возможное, когда хочу чего-то достичь, Майкл, – улыбнулся обидчик и поднял голову собеседника. – Никто не может говорить с моей Вивиан.
Мужчина попытался что-то сказать, но нож бабочка рассёк его горло. Захлебнувшись кровью, он испустил последний вздох и безжизненно пал на траву. Убийца оттащил его в кусты, положил оружие в нагрудную сумку, обчистил карманы жертвы и убежал.
Шорох привлёк внимание вышибал, и те подошли к месту убийства. Сначала они посчитали, что мужчина из-за алкогольного опьянения упал и уснул в собственной рвотной массе, но стоило одному наступить в кровь, как всё стало ясно. Вышибалы повернули мужчину к себе лицом и увидели рассечённую рану на горле. Когда новость об убийстве дошла до работников клуба, хозяин запретил сплетничать и наводить панику среди посетителей, а сам вызвал полицию и приказал работникам не покидать «Асмодей» до приезда профессионалов.
***
Те детективы, что приехали на вызов по убийству, были, по мнению Мануэля Юна, хозяина «Асмодея», мягко говоря – некомпетентны, грубо – полные идиоты, которые озвучивали очевидные вещи, не могли взломать телефон убитого и приходили в ступор, потому что им никогда не приходилось работать под надзором стольких людей. Один, кто смог понравится Мануэлю, осматривал труп, фотографировал улики и терпеливо ждал напарника, решившего перед сном проехаться по ночному Нью-Йорку на мотоцикле. Напарник пообещал приехать как можно скорее, отчего помчал до клуба, ловко объезжая машины и успевая глядеть на никогда не спящий Нью-Йорк. Недовольные водители автомобилей успевали только сигналить, как след мотоциклиста уже простыл. Он нарушал все правила (пусть и был полицейским), которые только существовали – даже когда через дорогу переходили пешеходы, он объезжал их и продолжал мчать. Этому человеку были простительны все оплошности, ведь каким бы независимым он не был, как бы часто он не пользовался мотоциклом и не нарушал правила дорожного движения, он считался великолепным и ценным работником полиции в свои двадцать семь лет. Он был хорош собою: красный шлем с чёрными ровными полосами скрывали копну каштановых мягких волос, чёрная куртка развевалась на ветру, а армейский жетон постоянно бился об упругую и сильную грудь.
Когда на территории клуба показался чёрный мотоцикл, Мануэль Юн облегчённо выдохнул. Он уже знал, что приехавший человек – действительно