19 века
Зачастую истории приобретения артефактов, попадания их в Россию и перипетии с переменой владельцев не менее интересны и детективны чем истории создания самих артефактов. Одна такая история, о коллекции Альфреда фон Вакано Самарского художественного музея, уже изложена в моей книге «вОроны в снегу», здесь же представлена ещё одна, весьма похожая, но с другим коллекционером, другим музеем, произошедшая примерно в тот же период, что и первая. Так же как и с первой историей, эта новая история смогла случиться и дойти до нас исключительно благодаря подвижническим трудам трёх человек: коллекционера собравшего и привёзшего в Россию, музейного хранителя коллекции тщательно сберегавшего и посильно изучавшего собранные артефакты, и специалиста со знанием ряда языков, включая японский, проанализировавшего и систематизировавшего коллекцию хотя бы отчасти. И что самое важное – все эти три человека были пишущими: коллекционер вёл активную переписку с родственниками, друзьями, партнёрами; хранитель коллекции в 1994 году сделала подробный доклад о коллекции с включением его в сборник статей о частных коллекциях, а культуролог-лингвист написал и издал книгу. Редкий случай, когда всё сложилось, но на самом деле сложилось пока далеко не всё и история эта ещё даст о себе знать.
Картинки – дело заразительное!
Жанр УКИЁ-Э – «картинок бренного мира» – сложился в Японии в эпоху Эдо (1603 – 1867) когда страна находилась в добровольной самоизоляции. Сами японцы про этот период обычно замечают, что самоизоляция была не полной – мол с Китаем, Кореей, островами Рюкю отношения не прерывались, но все торговые связи и с этими немногочисленными партнёрами происходили через единственный порт – Нагасаки. Всего пару лет назад теперь уже всему миру пришлось пройти через самоизоляцию «благодаря» ковиду, что вызвало всплеск домашнего творчества – рукоделие, рисование, игра на музыкальных инструментах, фитнес – всё чтобы хоть как-то скрасить невозможность выхода в свет. Так же и первые японские художники просто рисовали обыденные сцены пытаясь придать им какую-то изюминку, очарование. Со временем сформировались школы с жанровыми приоритетами и особенностями – Утагава, Кано, Римпа, Маруяма-Сидзё, хотя многие из них существовали в том или ином виде и до «пандемии» и общего у них тоже было немало.
И так получилось, что это «творчество от скуки» после открытия Японии во второй половине 19 века оказалось писком моды, авангардом модерна, Art Nouveau (фр. «новое искусство»), серьёзно потеснившим классицизм в Европе и США. Правда, под натиском встречного культурного потока из-за рубежа само пало жертвой эдакой глобализации второй половины 19 века фактически сойдя на нет к началу 20-го.
Соответственно, именно на конец 19 века – начало 20 века пришёлся пик создания частных коллекций восточного искусства в Европе, Америке, России. «Восточного» – потому что по пути в Японию многие коллекционеры заплывали-заезжали в Китай-Индию и там тоже приобщались к Востоку. Цели создания частных коллекций были у всех разные: кто-то собирал лично для себя и ближнего круга, кто-то на продажу, кто-то радел о просвещении общества и жертвовал коллекции музеям.
Например, австрийский предприниматель принявший подданство России Альфред фон Вакано (1846 – 1929) собирал восточную коллекцию для домашней галереи в Самаре с конкретной целью – артефакты с их индивидуальными историями должны были работать как монолит чтобы показать силу искусства в камерном общении Вакано с его оппонентами коих у него было множество – чиновники, жандармы, конкуренты по пивному бизнесу. Соответственно, в коллекцию вошли два-три самых лучших артефакта из каждого жанра, не более того. Но самые лучшие. Сам Вакано не владел ни японским ни китайским, но у него был очень продвинутый друг – тоже гражданин Австро-Венгрии, тоже пивовар и одновременно консул Австро-Венгрии в Тяньцзыне – Феликс фон Штумфоль (1883 – 1951)1, который с высокой долей вероятности и подобрал артефакты для Вакано.
Моряк Сергей Китаев (1864 – 1927) был, вероятно, очарованным Востоком коллекционером-одиночкой. Коллекцию он собирал тоже как системный монолит, но с другой целью – для представления её в музее для широкой публики. В коллекции явное преобладание работ Кацусика Хокусая – около 3 тысяч из всего более 6 тысяч артефактов, что говорит о личном предпочтении Китаевым творчества этого японского художника. То есть системность, но с личным предпочтением. Нет сведений владел ли Китаев японским языком или нет. Скорее всего в какой-то степени владел если общался с продавцами в Японии и читал лекции по японскому искусству в разных городах России. Но скорее всего не в высокой степени если не смог составить серьёзной оппозиции профессиональному японисту Сергею Елисееву, которого в 1916 году пригласили оценить коллекцию Китаева. Елисеев проработал с коллекцией семь полных дней, разобрав около 300 артефактов сделал вывод что стоящих артефактов единицы, множество подделок и реплик. Исходя из такой оценки Китаеву было затруднительно получить 75 тысяч запрашиваемых им рублей от какого-либо музея России, в итоге в марте 1917 года коллекция была сдана на хранение в Румянцевский музей (ныне здание Государственной библиотеки имени