а несколько солдат с любопытством вытянули шеи.
– Нет, – ответил младший капрал. – Но я не ходил дальше пристани, а на небе были тучи.
– Вряд ли они существуют, – фыркнул какой-то пехотинец. – Нам известны лишь слухи. Но, по-моему, ненаварцы правильно сделали, что заставили весь Лир верить, будто у них есть драконы. Кто станет лезть к ним, зная, что у них в распоряжении армия огромных огнедышащих червей?
– Я бы все отдал за такого червя, – с тоской вставил стрелок. – Мы бы выиграли войну даже с одним.
Все начали спорить, сможет ли дракон одолеть штормовик. Таласин решила им не мешать.
Как только девушка отошла в сторону, перед глазами у нее внезапно, за считаные секунды, пронеслась череда неясных образов, непонятно почему. Кольца гладкой чешуи, в которых играл солнечный свет. Некое подобие короны, острой, как клинок, и прозрачной, как лед. Едва она попыталась разобраться в этом видении, как оно исчезло. После услышанного что-то пробудилось внутри Таласин и попыталось пробиться сквозь пелену ее забвения.
«Что это было?»
Опа моргнула. Образы исчезли.
Быть может, Таласин слишком долго вдыхала дым сосновых поленьев от многочисленных кострищ, освещавших длинный дом, не говоря уже о пламенном жаре, какой исходил от такого количества людей в маленьком замкнутом пространстве. На свадьбу к Солу – доброму, харизматичному и всеми обожаемому юноше – явилась почти четверть полка.
Все они точно не пришли бы ради его невесты – грубой, нелюдимой и язвительной девушки по имени Каэда, которая Солу была дороже всех на свете.
Таласин дошла до двери в боковую комнату, где находились амирант и генерал Бишимма, и обернулась, чтобы взглянуть на молодоженов. Вокруг шумели их добрые друзья, в кружках плескался горячий эль, а военный оркестр наполнял помещение заводной мелодией флейты, горна и барабана из козьей шкуры. Сияющий от радости Сол прижался губами к тыльной стороне ладони Каэды, а та оставила тщетные попытки притвориться недовольной. Казалось, впервые в жизни они лучились таким счастьем, что им не мешала даже зимняя форма рулевых и венки из высушенных цветов на шеях – единственное, что отличало жениха и невесту. Иногда свободной рукой Каэда накрывала свой пока что плоский живот, а иссиня-черные глаза смуглолицего Сола начинали блестеть, как гладь Вечного моря под летним солнцем.
Таласин не представляла, как они собираются растить ребенка в разгар войны, захватившей весь Континент, но все же была рада за них. Чувство, которое она испытывала, смотря на Каэду и Сола, было бы неправильно назвать завистью: это было желание, с которым она жила двадцать лет в приюте. Желание быть нужной, где-нибудь и кому-нибудь.
«Каково это, – думала Таласин, когда Сол хихикал над словами Каэды и прятал лицо в изгибе ее шеи, обнимая девушку за талию, – вот так смеяться вместе? Каково ощущать эти прикосновения?»
Она дала волю эмоциям лишь на мгновение: представила себя в чьих-то объятиях – и тело свело от