травы исчезли, давным-давно засыпались циолиевой крошкой и сухим песком. Среди нагромождений острых камней бродили лишь айсерги, пульсировали светом обнаженных огненных сердец. Их острые крылья, раскрываясь, казалось, цепляли плотные низкие тучи, что заволокли небо и неизменно нависали над вечными призраками разрушенного Нарсама. Ни малейшего просвета. Уже несколько веков подряд никто не видел солнца в Сирамизе.
Нет дорог. Нет выхода. Нет надежды. Развеялось движение времени в нескончаемой картине замершего упадка. В последнем пристанище изувеченных древней войной существ.
Глухие удары цепей снова взметнули столбы сухой пыли. Серый песок облепил ржавые клинки, выбил слезы из глаз, заскрипел на зубах.
Сайя резко согнулась на стуле и ее вырвало на пол. Часто задышала, сглатывая все лезшую наружу тошноту. Так и осталась сидеть, свесив вниз голову. Давно бы уже свалилась на пол, в розовую лужу у стула, если б не наручники, сцепившие руки со спинкой стула и удерживающие на месте.
Она затряслась. Никак не могла согреться; свитер не успевал сохнуть, как вновь пропитывался холодным потом слабости. И страха. Перед одним из находившихся в крохотной бетонной камере людей.
Гвардеец, ведущий допрос, поморщился от третьего уже по счету приступа. Глянул на металлический стол с простаивающим без дела лэптопом, на экране которого светился чистый лист. С того момента, как переступил порог, не было напечатано ни единого слова.
Ничего полезного для записи вызванный психоделик так и не сообщил. Время шло, заключенная продолжала с ним бороться своими методами, так что гвардеец уже начал приходить в отчаяние, подозревая, что и этот допрос не завершится протоколом.
– Откуда кровь? – ровно осведомился Дайтор Риз, разглядывая красные разводы в воде, которую пила перед этим узница и которую не удержала в себе, извергнув под ноги гвардейцам. – Кто посмел допрашивать ее кроме меня?
Психоделик помертвел.
– Инспектор Риз. Никто не посмел. Сайя Синора плохо переносит воздействие, ее тошнит. Желудочная кислота могла повредить пищевод, по этой причине в рвотных массах кровь.
– Ее осматривал медик?
Направленный для допроса гвардеец этого не знал. Украдкой вытер мокрый лоб. Продираться сквозь бессмысленные картины он уже устал. Позволил себе тихий выдох в сторону и моментально выпрямился, стоило заметить движение инспектора Риза в свою сторону.
– Не уверен, инспектор Риз, – по виску поползла капля, зачесалось. Утереть не решился. К лицу резко прилил жар и, был уверен, следователь по делу заметил разрастающиеся красные пятна на коже. То, что вызовет из лаборатории машину для него, не подвергал сомнению. – Астир Нур не распространяется о своих решениях относительно заключенных и их здоровья.
Это Дайтор знал и сам.
– Что вы видели, инспектор? В ее воспоминаниях?
– У Сайи Синоры как блок стоит, – твердо доложил психоделик. – Она показывает одну и ту же картину, думает лишь о ней и не пускает дальше.
– У нее нет блока, – прохладно напомнил Дайтор. Психоделик смотрел прямо перед собой.
Он не справился, причем уже повторно. При первом допросе блуждал в том же самом песке под тем же самым беспросветным небом. И все, что обнаружил – осколки стекла под ногами, которые вира Синора изучала с маниакальной упертостью. Ни мысли более, ни поворота в иную сторону – как родилась и выросла в той пустыне, не зная ничего другого.
Дайтор Риз понизил температуру в камере еще на несколько градусов одним только своим молчанием. Перевел взгляд на лэптоп, неторопливо захлопнул крышку. Сайя вздрогнула. Дайтор не оставил это без внимания.
– Вас ждет машина, инспектор, – проговорил. И проводил взглядом психоделика, не позволившего себе ни единой эмоции при оставлении места содержания виры, уничтожившей гвардейский криобанк.
Ненавидел их, имеющих практически безграничные возможности манипулировать чужим сознанием. И презирал за то же. Обладая таким потенциалом, все до единого мозгоправы не имели даже крошек той свободы, позволенной остальным гвардейцам. Во всех отношениях управлялись гвардией и лабораторией.
В некоторой степени надеялся, что с уничтожением будущих зародышей психоделиков их станет намного меньше. Допросы можно вести и отличными от общепринятых методами. Ему, как никому, было известно, насколько охотно при определенном подходе люди расстаются со своими секретами. Да и с чужими тоже.
Дайтор имел крайне богатый опыт в таких допросах. Перевел взгляд на неподвижную Сайю.
Особо опасная заключенная, как ее охарактеризовали негласно в коридорах Первого штаба.
Тощая, грязная и больная, как видел ее Дайтор. Она все еще не могла согреться, тряслась в ознобе и сжималась на стуле в комок. Не поднимала головы, не смотрела на него сама; только если насильно задирал ей голову, мог заглянуть в покрасневшие, абсолютно пустые глаза. Будто маленькой танцовщице было без разницы, что с ней сделают и насколько затянутся допросы и следствие. Чем в итоге разрешится ее арест.
Подобное