на тебя должна была после того, как ты её у басика тискал? У неё жених, блядь, есть. Она замуж через месяц выходит! Ты два грёбанных года это дерьмо месил! А сейчас всё же допёрло, что для себя хочешь? Идеальную девочку? Ты её сломаешь на хрен! Что тогда останется? – выбивает приятель, сканируя моё лицо.
Набрасываю маску похуизма только потому, что не могу позволить ему увидеть всю херотень, что располасовывает нутро. Вот только спасает слабо.
Тохины слова пробивают грудак и попадают в цель. Прямо в сердце, которое раздаётся затяжным гулом и замирает. Единственное, чего сейчас хочу, чтобы эта сраная мышца больше никогда не заводилась.
И она молчит. Долго.
Хватаюсь за новую стопку, которую подставил услужливый бармен, но "друг" вышибает её из рук. Смотрю, как водяра растекается лужей по деревянной стойке, и расползаюсь вместе с ней. Плыву по краям, теряя очертания похуистичной скотины. Было бы похуй, не сидел бы здесь, а добивался Насти всеми способами, потому что хочу её до скрежета в зубах, до звона в яйцах, до полного отупения. И, блядь, самое поганое, что это не голая похоть. Я её в своей жизни хочу. Не просто видеть, как она мелькает в коридорах или во дворе. Хочу быть там с ней. Обнимать, целовать, гладить шикарное тело. Хочу не просто слышать её отдалённый смех. Чтобы для меня смеялась. С этими своими мозговъебательными ямочками на щеках. Только для меня. Чтобы моей была. Чтобы я её после учёбы домой отвозил. Чтоб мне жаловалась на засранцев, которые обижают. Со мной радовалась достижениям и делила поражения. Но она этого не хочет.
"Она замуж через месяц выходит!"
– Бляяя… – утыкаюсь лбом в прохладное дерево и зарываюсь пальцами в волосы.
– Допёрло, наконец? – тычет мне в руки бутылку минералки Тоха. – Смирись, Артём, и отпусти её. Пусть своей жизнью живёт. Не порти девчонку.
– Может уже заткнёшься, профессор хренов? И без тебя тошно! – рычу, отпивая из бутылки.
Холодная жидкость растекается по горлу, но тут же шипит и испаряется, встречаясь с внутренним пожаром.
Так дерьмово мне не было уже очень давно.
Почему я, долбоёб последний, только цеплял её, стараясь вытащить из этого кокона устоев и правил вместо того, чтобы нормально подкатить, пока был шанс? Впрочем, ответ заключается в последнем вопросе: я – последний долбоёб. Всё ждал не пойми чего. Пока сорвётся, откроется, выкажет хоть какую-то живую эмоцию. Молодец, блядь, дождался!
– Слушай, давай свалим с этой тухлой тусовки. И без неё хреново.
– Да уж, хуже быть не может. – сипло отзываюсь в ответ.
Голосовые связки срабатывают на разрыв даже от этого слабого усилия что-то из себя выжать.
– Может. – буркает Арипов и кивает головой мне за плечо. – Волчинская на сто восемьдесят.
Сажусь вполоборота и смотрю на Карину. Высоченные шпильки. Платье, едва прикрывающее задницу, из которого практически вываливаются её силиконовые сиськи.
Закрываю глаза и отрубаю к чертям мозг.
– Слушай, Тох, ты только не тормози меня, ок? – выбиваю ровным тоном,