ы как области человеческой деятельности очевидно подходит к концу.
Так же кончаются музыка, живопись, исполнительское искусство. Человеку вполне внятно дают понять, что ему в этом мире места нет. И если раньше Человек щеголял богоподобностью, то есть способностью к сотворчеству, ныне эта способность сведена к возможности завязывать шнурки. Этим никого не удивить и не сделать счастливым/несчастным. Это конец времён.
В принципе, священные книги содержат пророчества, так или иначе предрекающие нравственный апокалипсис. Это всех этих коней бледных и нервных не отменяет, но вполне запараллеливается.
Равнодушие к чужим страданиям возрастает в поколениях от невостребованности лучших нравственных качеств, из-за ненужности талантов и тщетности труда. Оно уже очень рядом. Война, которая идёт сейчас на юге России, – лишь эхо чего-то более страшного, более всеобъемлющего, надчеловеческого. Есть ли надежда? Сложно сказать. Как всегда, спасение – в любви и вере. Другой вопрос – как ту любовь снискать и в себе возродить и как позволить верить в то, чему нет имени. Есть ли надежда?
Парни в окопах такими глупостями голову не забивают. Они верят, они пытаются прожить очередной день и прожить день завтрашний. Горизонт планирования в зоне боевых действий – две недели. Это самый максимум. Солдат видит свою жизнь на две недели; офицер – может быть, на три; штабные уже мыслят месяцами. Что им конец литературы? Что им конец культуры вообще, когда ноги должны быть сухие, а спина – прикрыта? Возможно, те из нас, мирных, кто надеется на них, уже вернувшихся с войны, уже отмывших руки от оружейной смазки и сажи, верят в то, что это здоровое, настоящее, это витальное в кубе сможет побороть демона комфорта, приходящего с цифрой и пытающегося заменить цивилизацию белковую цивилизацией кремниевой, просто успокаивают себя? Словно будет у тех, вернувшихся, какая-то особая сила, некое волшебное свойство. А вдруг не будет? Вдруг нам суждено стать батарейками и вообще повторить всю апокалиптику Голливуда в самых страшных и абсурдных её изводах?
Кстати, отличить стихи, написанные искусственным интеллектом, от стихов, написанных человеком, уже невозможно. Это так. Некоторые прозаики пытаются оседлать волну и начинают шлёпать романы, используя возможности цифрового разума. В моём понимании, это шулерство. Лучше вообще не играть, нежели выигрывать у коллег краплёными картами. Ради чего? Если конец, то конец. Ради денег? Есть много более прибыльных занятий, нежели умирающая литература. Кстати, займитесь чем-то полезным, товарищи современные авторы. Вы и раньше никому не были нужны, а теперь и подавно. В принципе, Человек на этой земле скоро будет не нужен. Но писатели станут не нужны гораздо раньше.
Пока последние тексты, написанные вживую живыми авторами, собрались в очередной номер журнала «Традиции и авангард». Пока мы держимся. Уверен, в следующий номер роботы уже пришлют нам свои повести и поэмы, мы их опубликуем, и прочтут их такие же роботы. И будут счастливы. И будет мир во всём мире.
Практически всегда ваш
Даниэль Орлов,
пока ещё главный редактор
Проза, поэзия
Алексей Шепелёв
Пастушьи дни детства
Очерк
Родился в 1978 году. Прозаик, поэт, журналист, автор нескольких книг стихов и крупной прозы. Кандидат филологических наук, исследователь Достоевского, член Союза писателей Москвы.
Лауреат многочисленных премий, в том числе: им. И. Анненского (2019), «Чистая книга» им. Ф. Абрамова (2019), «Я в мире боец» им. В. Белинского (2021), им. К. Леонтьева (2022).
Лонг-листер многих литературных премий.
Публиковался в журналах «Дружба народов», «Наш современник», «Новый мир», «Юность», альманахах «Черновик» (Нью-Джерси), Reflection (Чикаго), «НГ»-Ex Libris и др.
Стихи переводились на немецкий и французский языки.
С амая трудная часть пути в родное село – пожалуй, что не тысяча вёрст в душном плацкарте и не от Мичуринска до Тамбова на нудном автобусе, а после на воронежском рейсовом до поворота; главное – его не проскочить, когда высаживают в чистом поле… Вот дальше начинаются знаменитые девять километров собственно до Сосновки: тут либо на своих чапать, по жаре или снегу, по грязище в колено, пока, может, если повезёт, не подвезёт кто-то, либо встречают тебя на тракторке́ прямо с грейдером или на грузовике тяжёлом – и путь будет длинен и извилист – как из-за самой дороги, так и из-за того, что ещё заехать нужно по полям / по делам что-то высмотреть… Битый час, а то и больше, не каждая психика после всей дороги выдержит. А главное – коли на такси задумал подкатить, как барин, то влачиться будет таксист чуть не дольше названного, проклинать ухабы и накатанные сбоку виражи с пылищей, как дым, непроглядной, а то и вовсе попадётся чудак из еллинов поколения «смартфон» и заявит, что «по навигатору дальше дороги нет», – да и по всем визуальным признакам для непривычного к таким пейзажам чужака её, почитай, и впрямь нет… Сначала, от поворота