юки. Светлый ремень и светлые, почти белые туфли дополняли франтовской вид. Все на нём было, как всегда, начищено, отглажено до графической точности. Легкий табачно-цитрусовый запах мужского одеколона навсегда остался в памяти осязаний.
Я в полной растерянности от неожиданной встречи и от того, что вчера побывала у косметолога и на носу теперь красовалась «очаровательная» короста. Плюс ко всему, по совету врача, её нельзя было трогать, тем более припудривать, замазывать, одним словом, маскировать. Поэтому нетрудно себе представить, какого вида был в данный момент портрет героини. Наличие двух деток и отсутствие помощи от их отца сказались и на моём более чем скромном одеянии. Кроме джинсов «lavis», приобретённых по случаю мамой, на мне была какая-то нелепая кофточка и несколько старомодные мамины туфли, никак не подходящие по смыслу к джинсам.
Сердце замирало от восторга, от счастья быть рядом с ним, стоять обнявшись. Весь мир в тот миг уплывал от меня, искрясь и звеня розовыми колокольчиками. Я не знала, не чувствовала, не догадывалась, зачем он пришёл ко мне…
Познакомились мы давно, в детстве, нам было по четырнадцать лет.
В то лето я с сёстрами приехала к своей тётушке Анне Антоновне в гости. Жила она на небольшой станции очень скромно и даже бедно, одна воспитала сына, который в то лето был в армии. Работала тётя Аня нормировщицей на железной дороге.
Жила тетушка в многоквартирном деревянном доме. Такие дома я много раз видела на разных станциях. Построены они были в годы строительства КВЖД. Дом был на высоком фундаменте, окрашен в тёмно-коричневый цвет. На вид добротный, крепкий. Но вот квартиры, в которых обитали жильцы, вовсе не соответствовали внешнему виду дома. Тетя Аня с сыном жили в маленькой квартирке, состоявшей из двух комнат и небольшого коридорчика при входе. Комнаты были по пятнадцать квадратных метров. В первой от коридорчика была печь, которую зимой топили дровами и углём. Здесь же были обеденный стол, холодильник, сервант с посудой. Когда приезжали гости, то тут же ставили раскладушку на ночь. В собранном виде она стояла в углу за сервантом. Во второй комнате нашли своё место кровать, кресло, шифоньер, тумбочка с телевизором, стол у окна с радио проигрывателем на нём. Вся мебель стояла по периметру. Свободные пространства заполняли стулья.
В квартире были непривычно узкие и высокие, метра в два, окна и очень высокие потолки. В доме обычно царил лёгкий беспорядок, но стены всегда были чисто побелены известью, полы блестели от свежей окраски, и окна, украшенные накрахмаленными тюлем и занавесками, сверкали чистотой. Воспоминания о доме тёти у меня всегда начинаются с красивых, нарядных окон.
Тётушка моя была удивительным человеком: скромным, мудрым, очень добрым и немного странным. Ещё бы не странным?! Взять и взвалить на себя на целый месяц обузу из трёх подрастающих девчонок! Родители наши, кроме как денег на проезд, ничего более дать не могли. Издёрганная постоянными пьянками отца, мама срывала на нас злобу и запрещала многое из того, что было дозволено сверстникам.
В отличие от строгой мамы, тётя Аня разрешала нам делать всё. В буквальном смысле ВСЁ.
Мы могли пользоваться косметикой. «Краситься», как говорят у нас. Мы с неистовой удалью красили ресницы, губы, ногти. Тетушка спокойно относилась к нашим мини. Мы в один вечер, как могли, укоротили платья до неприличной длины. Наш отец, увидев нас в этом, сразу бы отрезал: «Сними немедленно! Вся ж… наголе».
А с каким удовольствием мы распускали волосы, а не плели их в надоевшие косы. Но самой запретной и оттого самой желанной – была возможность проколоть уши. Как только мы поведали тётушке о своём желании, так буквально в тот же вечер к нам пришла знакомая тёти Ани с намерением это сделать. Валентина (так звали тётушкину приятельницу) работала медсестрой в поликлинике. Я очень боялась уколов, но, увидев Валентину, красивую, яркую, как кинозвезду, безропотно доверилась ей. Она долго растирала уши мягкими пальцами, затем обработала тройным одеколоном и, наконец, вонзилась иглой в мочку. Жгло и щипало страшно. Я старалась держать себя в руках, чтобы не расплакаться. Сёстры Вера и Наташа смотрели на меня во все глаза. И я попыталась даже изобразить на лице некое подобие улыбки.
На процесс прокалывания ушей сёстрам я уже смотреть не смогла. Мне стало дурно, и я вышла на улицу отдышаться. Недели две мы ходили с ниточками в ушах и страшно этим гордились.
Когда пришла пора вынимать из ушей нитки, тётя Аня повела нас в универмаг за покупкой серёжек. Подвела к витрине с бижутерией и произнесла волшебное: «Выбирайте». Выбрать оказалось очень непросто. Столько красивых украшений сверкало разноцветными вставками из стекла и искусственных камней! В ту пору мы представления не имели ни о драгоценностях, ни о золоте и серебре. Украшения из простого металла казались несметным сокровищем. Тётя Аня терпеливо ждала, когда мы сделаем свой выбор.
К вечеру снова пришла Валентина, вынула из ушей нитки и аккуратно вставила на их место выбранные нами серьги. Радоваться нам пришлось недолго. С серьгами нам с сестрой удалось походить, только пока мы были в гостях. По возвращении домой мама заставила нас снять украшения, и проколы заросли.
Средств