апертыми окнами у кровати сидел человек, когда-то писатель, когда-то поэт…
***
Hе считайте меня убитым любовью. Нет то было далеко не любовь, то было что-то тихое и загадочное, как первая примерка свадебного платья у невесты или как материнская колыбель. Моя жизнь не была бы такой, если тогда в чёрный-чёрный вечер, да он был по-настоящему тусклый не думайте, что я преувеличиваю в гротеске. Тогда на побережье я увидел хрупкий силуэт. Словно статуэтка из хрусталя, к ней было жутко подходить. На фоне поднимающихся волн она выглядела нечистью, ведь лишь она, нечисть, не боится ничего перед собой и смотрит в даль совершенно пусто.
Это мне было не свойственно, мои глаза всегда цеплялись за всё, что в движении, чтобы после передать эти движения в слова, но в тот тихий, тёмный вечер я смотрел лишь на неё. На будто не дышавшую фигуру, что так манила меня, но так пугала трусливую душонку поэта. Я наблюдал долго, осторожно. Она встала и прошлась, в раскачку, не так как ходят описываемые в таких случаях богини, нет она прошла как очень уставшая душа, как путник, что обошёл пол земли и преодолев пустыню уже не рад был даже воде. Неделю. Неделю после я не мог уснуть, я желал увидеть её хотя бы во сне, я желал стать одержимым кошмарами с её участием. Пусть даже это всё высосет мою душу из плоти, я всё равно желал видеть её, не знав эту особу как человека. Во мне играло дурное наваждение быть её сторонним смотрителем, обожать, местами ненавидеть, когда мой разум возвращался бы из дурмана души. Я хотел, чтобы мне дали возможность быть невидимкой в её присутствии и изучать её с головы до пят, как заворожённый я бродил и ходил на тот берег не пропуская ни один прилив. Мне от чего-то казалось, что именно тогда, я снова встречу её однажды.
Я хотел нарисовать её словами во всех красках языка, что мне подвластен и хотел, чтобы это бледное лицо маячило у читателя перед глазами всё время за чтением моего романа. Прошёл год. Тот тихий пляж был уничтожен, на его просторы легли отпрыски людских рук. Я и сам человек, но человек-искусства, я желал видеть прекрасное в разбитом бокале вина, что было весьма частой картиной в моей комнатушке. Я писал стихи, поэмы, иногда о ней, иногда о нечистых руках, что касались её впопыхах моего негодования, что увидеться мы больше не сумеем.
Она была музой всех моих героинь, появлялась в романах, то в виде чистой и непорочной девы, то в рассказах любимыми взрослыми людьми. Её образ менялся в зависимости от времени. Было дело, что эта дива принялась изобретать чудо препарат, но сразу погибла от рук творца – стала мне надоедать. Эта жизнь была не для неё.
Прошло десять лет. Я знал, что часики тикают, а я всего лишь человек, что уже избил свою литературную голову до изнеможения. Я знал, что моих сил хватит лишь на одну историю и было принято решение начать с начала. Я вернулся в тот вечер, в тот жуткий уют и в отличие от меня, это бездушное тело – герой, смогло выйти из тени и подойти.
Глаза призрака, да, призрака прошлого, до того она была бледна и худощава, не без печали смотрели в даль перед ни в чём не повинным героем. Ветер бушевал так, будто сдул бы каждого, кто осмелиться подойти к морской гостье. Она была так убита каким-то горем, что не сразу приняла в штыки шорох и топот со стороны.
– Вы не боитесь этих волн? – раздалось с боку, однако девушка знала, что скоро её посетит гость, читатель, мне очень хотелось верить, что она обернётся ко мне тогда, но этот жуткий пейзаж заставил меня уйти.
– От чего я должна бояться того, что не может убить меня в мгновенье? – заговорила девушка и её голос раздался по всему телу и тут же забылся, ведь даже я не знаю как бы он звучал. Однако, что за тяжкий силуэт вырисовывается на бумаге? Я представлял её разной, но никогда бы не подумал, что она проявила бы хоть каплю отвращения к своему стороннему обожателю, в каких бы картинах я бы её не писал.
– Такие волны бывают не только из воды, – иногда мне кажется, что герои говорят и живут сами по себе. Я не хотел писать ничего более, однако это делал кто-то за меня. Читатель, если я больше не обращусь к тебе впредь, знай, что герои живут по-настоящему. – Я думаю, что грань между тем, что показывает нам природа настолько ничтожна с той, что случается исподлобья, неосязаема. Эта волна, что не должна поднимать по законам мира так буйно взывает к вышине при вас. Это как чей-то талант накрывает вас при голосе судей-любителей, что прикрывают ваши разговоры о тяжком труде и опыте. Это ль непрошенное событие? – о чём же говорит этот парень? Что твердит моё творение? Я поймал мысль и тут же её потерял, его накрыли волной негодования о подкупе издателей, но на кой чёрт он говорит об этом? Зачем я повествую о начале моего творчества.
– Так по-вашему я тут не очень прошеный гость? И кто же вам отказал, раз вы тут судачите ни о чём, и ни с кем, – она поправила волосы за ухо и чёрная пелена оголила белую кожу и яркий румянец от укусов холода и ветра.
– Как это ни с кем! Вы словно вышли из самой сказки. Знаете, как трудно найти человека, что заставлял бы затаить дыхания и потерять всякий стыд, чтобы подойти. Вы прекрасны. Глазами поэта, глазами героя чьего-то романа.
Девушку перекосило, она отдёрнулась от необычного гостя и пошла в