лов афинян его светло-золотистые кудри видно было издалека – белая овца в чёрном стаде. Овца с постыдной тайной, предатель в голодной, но гордой Элладе.
Его друзья в годовщину Фермопил и в День Освобождения рисовали синие кресты на щеках и лили вино под ноги пластмассовой Паллады. Они чертили на фанере плакаты и горланили у посольства Республики Эквиций, виновной во всех эллинских бедах, а Маврикий тайком выводил в тетрадке: Мауриций Варда. Это имя звучало иначе, в нём бился на ветру тугой пурпур с золотым орлом – Маврикий мечтал об Эквиции.
Этим утром желание стало особенно острым – его уволили. Начальник, хозяин мелкой конторки, клепавшей на коленке приложения для торговых точек, вместо последнего жалования выдал ему на всю сумму список выдуманных штрафов. Выбор был невелик – идти домой с пустыми карманами целым или с переломанными рёбрами – карманы в любом случае останутся пусты. Маврикий выбрал первое.
Он шёл по разбитой дороге, мимо облупленных стен, сплошь заклеенных политическими плакатами и объявлениями дешёвых гетер, мимо торговцев – крикливых, с подгнившими фруктами, и тихих, с бутылками самодельного узо2 за пазухой, мимо пекарен с дурманящим запахом горячих лепёшек, где руки сами тянется к хрустящему горячему боку, и лучше не доставать их из карманов.
Мауриций вывернул из переулка на Патисион и врезался в толпу. Тысячи злых и весёлых эллинов шли к центру столицы. "Свобода или смерть!" – крикнул кто-то, и старый клич покатился по толпе в обе стороны. Эти слова что-то значили, когда Эллада была частью Османской империи, а какой смысл в этих словах теперь? Свободы – хоть топись в ней, в смерти тоже никто не ограничивает, а ничего про хорошую жизнь в этом кличе нет. Криком люди глушат бурчащие животы, которые могли быть полны, не отвернись от Эллады Эквиций.
Когда эллины восстали, Эквиций помог. Сильно напрягаться не пришлось: несколько легионов встали лагерем на османской границе во Фракии, и этого хватило, чтобы Константинопольский султан охладел к своей мятежной окраине. Не вмешайся Эквиций, османы утопили бы Элладу в крови, но Эллада получила свободу. Как женщина, избавившаяся от мужа-тирана, она уничтожила всё, что напоминало о прежней жизни, посрывала мечети с минаретами, и теперь гордилась быть единственной страной в мире, где нет ни мечетей, ни минаретов.
А Эквиций полностью потерял интерес к освобождённому народу. Освободил и не накормил. Как его было не возненавидеть? Да поделись Маврикий своими мечтами с окружающими земляками – его разорвут на части и пойдут спокойно дальше, пятная кровавыми подошвами асфальт. Все эти Яннисы, Йоргосы, Демисы вовсе не кровожадны – кровожадна толпа, а они, влившись в неё, оставили имена снаружи.
– Парень, пошли с нами! Врежем им! – ткнул его в плечо какой-то здоровяк. Маврикий не хотел никому врезать, он хотел уехать.
В Эквиции – широкие проспекты и густые парки, там вежливые вигилы3 сдержанно улыбаются прохожим, а прохожие исполнены достоинства, потому что сыты и уверены в завтрашнем дне. Там по дорогам ездят роскошные автомобили, а не бродят толпы обезумевших бедняков. Там никто бы не выбросил на улицу человека, не выплатив жалованье, потому что в Эквиции закон и справедливость, а в Элладе только право сильного.
Бессильная ярость голубем билась в горле, Маврикий и сам отрастил бы крылья и улетел на запад. Прямо сейчас взмыл бы из этого смрада в свежий воздух и умчался, но не на чем, не растут, даже между лопаток не чешется.
Дома ждали мама и старший брат в инвалидной коляске. По виноватым глазам Маврикия они сразу всё поняли.
– Почему? – спросила мама.
– Просто не заплатил, насчитал штрафов ни за что.
Мама молча встала и ушла в свою спальню.
– Мам, а что я мог сделать? У него брат полицейский! – крикнул Маврикий в закрывшуюся дверь. Ответа не было.
– Опять без ужина, – вздохнул брат и взялся за ободы колёс.
– Маркос, это несправедливо!
– Хочешь справедливости? – брат зло качнул головой. – Давай по справедливости. В почтовом ящике я сегодня нашёл интересное письмо. Такая марка на конверте красивая – бордовая, с золотым орлом.
– Пурпурная… – поправил Маврикий, скрипнув пересохшим горлом.
– Да хоть фиолетовая. Значит братик сбежать от нас решил, бросить – выживайте, как хотите! Не, я тебя прекрасно понимаю, и сам бы сбежал, если б было чем…
– Ну всё же не так! Я не бросаю вас, я буду помогать! Каждый месяц буду присылать деньги. Больше, чем мог бы тут заработать!
– Ну да, конечно. Начнётся новая, сытая жизнь, ты и думать о нас забудешь. По справедливости, мне б это письмо порвать. Мать тебя родила, выкормила, вырастила, тряпки покупала, учёбу оплатила. И я, братик, тоже на тебя пахал, пока ноги не отнялись. Ты нам до смерти должен!
Маврикий хотел возразить, но брат угрожающее нахмурился, на крепких руках, сжимающих ободы, вздулись вены.
– Молчи! Если я письмо порву, тебе придётся снова писать своему хозяину в Эквиций – потратишься на пересылку,