Но, боюсь, случай тут ни при чём.
…августа. Я пригласил виконта и Акико на ужин. Весь вечер вспоминал о пилюлях, лежащих в кармане. Похоже, в глубине моей души поселилось непостижимое для меня самого чудовище.
…ноября. Виконт и Акико наконец сыграли свадьбу. Я же досадую на самого себя. Так сбежавший с поля боя солдат ругает себя за трусость.
…декабря. Сегодня ходил осмотреть виконта. Рядом стояла Акико. Сказала, что ночью у него был сильный жар. Я успокоил Акико – у виконта обычная простуда – и поторопился домой, чтобы приготовить для него лекарство. В течение злосчастных двух часов меня с неодолимой силой манили „те самые пилюли“.
…декабря. Ночью видел кошмарный сон, будто я убил виконта. Весь день грудь словно в тисках.
…февраля. О, я наконец понял: чтобы не убить виконта, я должен убить себя. А как же Акико?“
Господин виконт и виконтесса! Я привёл только небольшие отрывки из моего дневника, однако, думаю, теперь вы понимаете, в какой агонии я пребывал многие дни и ночи. Чтобы не убить виконта Хонду, я должен умереть сам. Конечно, я мог бы убить его ради собственного спасения. Но чем бы я тогда объяснял себе мотивы убийства Мицумуры? Неужели я отравил Мицумуру из эгоизма? В таком случае моё „я“, моя личность, моя совесть, мои принципы – всё это будет разрушено. Я убеждён, что, покончив с собой, я смогу предотвратить духовный крах. Поэтому ради сохранения собственной личности я решил сегодня разделить участь своей жертвы, воспользовавшись „теми самыми пилюлями“.
Ваша светлость виконт Хонда, госпожа виконтесса! Теперь вы знаете, что заставило меня свести счёты с жизнью, и, когда вы получите это письмо, я уже буду на том свете. Перед лицом смерти я решил раскрыть вам тайну своей проклятой жизни лишь потому, что желал хоть немного оправдаться. Если я, по-вашему, заслуживаю ненависти, то возненавидьте меня, если жалости – пожалейте. Ненавидя и жалея сам себя, я с радостью приму и вашу ненависть, и вашу жалость. Итак, прощайте. Через минуту я отложу перо, попрошу карету и отправлюсь прямо в театр „Синтомидза“. Когда вечерний спектакль подойдёт к концу, я проглочу несколько „тех самых“ пилюль и вновь сяду в карету. Хотя сейчас другое время года, моросящий дождик напомнит мне о ливне, который шёл тогда, и я так же, как жирный хряк Мицумура, буду провожать взглядом огоньки проезжающих мимо экипажей и слушать вечерний дождь, барабанящий по крыше кареты. Едва я отъеду от театра, как настанет последнее мгновение моей жизни.
Моё письмо вы, вероятно, получите уже после того, как прочитаете в утренней газете, что доктор Китабатакэ Гиитиро скончался в карете по пути домой из театра от внезапного кровоизлияния в мозг. Прощайте. До самого конца я буду молиться о вашем счастье и здоровье.
Вечно преданный вам,
Китабатакэ Гиитиро».
В дороге
Не прошло и получаса после пушечного выстрела, возвещавшего полдень, как почти все столы университетской библиотеки, в которой до этого не было ни живой