– Ты когда-нибудь задумывался, откуда журналисты все узнали? А? Допускал мысль, что Дайсон сам затеял со мной драку, подстроил все это дерьмо, чтобы привлечь внимание к себе в социальных сетях? Сложно соответствовать статусу восходящей звезды, который он сам на себя и повесил, когда кто-то вроде меня раз за разом с легкостью обходит его и мелькает во всех заголовках. Как там говорят? «Без прессы недостаточно стресса»? Кажется, он решил использовать это в своих интересах.
Финн Сандерсон пристально смотрит на меня, пожевывая губу. Все в нем – его прическа, одежда, – как обычно, по-стильному идеально, но на его лице мелькает неуверенность, которую я не могу истолковать. Темными глазами он смотрит прямо в мои, оценивая и придирчиво изучая.
В мертвой тишине он делает глубокий вдох и поджимает губы.
– Что с тобой происходит, Хантер?
Ну вот, приехали.
– Что ты имеешь в виду?
– Именно то, что сказал. Что, черт возьми, с тобой происходит? Ты вот-вот побьешь три давних рекорда, причем за смехотворно короткий промежуток времени. Такого еще не случалось. Раньше твоя игра была размеренной и изящной, а теперь ты ведешь себя как дикая кошка, которая…
– Которая что? Выискивает цель и уничтожает ее? Кого это вообще волнует? Моя статистика еще никогда не была так хороша.
– Я собирался сказать, что ты играешь как тот, кто готов победить любой ценой. Даже если это повлечет за собой ущерб.
– Иногда именно это и требуется для победы.
Его смешок получается тихим и в лучшем случае снисходительным.
– Так какова цена? Пожертвовать товарищами по команде? Клубом, в котором играешь? – Разочарование Финна отражается в легком покачивании головы. – Они мирятся с этим только потому, что ты выигрываешь. Но так будет до поры до времени. Ты занимаешься этим достаточно давно, чтобы понять – от проигрышей никто не застрахован и ситуация может измениться в любой момент.
– Я понимаю, что двенадцать лет в лиге и рекорды, на установление которых другим потребовалось куда больше времени, сделают меня легендой.
Я даже не пытаюсь скрыть сарказм. Вместо этого делаю так, что он становится еще заметнее. Лишь бы Финн понял, насколько смехотворен.
– Победа воспитает терпимость… но выходки вне льда обойдутся тебе дороже, чем ты полагаешь.
– К черту все, – говорю я, но знаю, что он прав. Проблема в том, что меня это совсем не беспокоит.
– Если тебя все устраивает, то так тому и быть, – безразлично пожимает он плечами. – Только никто не собирается разгребать беспорядок, что ты навел в прессе. Ни драку, что ты затеял у того бара, ни претензии к тому, что происходит в раздевалке, которыми ты почему-то решил поделиться с журналистами. Ни пренебрежительные взгляды фанатов, когда ты проходишь мимо…
– Приятно узнать, что ты веришь прессе, а не своему клиенту, – замечаю я.
– У них было видео. Сложно оспорить тот факт, что ты просто прошел мимо ребенка в инвалидной коляске, который хотел получить твой автограф.
Черт. Обычно я так не делаю. Никогда.
Ведь когда-то я сам был таким ребенком. В некотором смысле я все еще им остаюсь, поэтому от осознания того, что я не заметил мальца, мне становится только хуже. Мысль о том, что пресса теперь использует это против меня, только все усугубляет.
Стараюсь вспомнить момент, о котором мы говорим. Мама волновалась из-за Джона, но не позволила мне поговорить с ним, заявив, что я его расстрою. Ее настойчивость была приправлена чувством вины, постоянным напоминанием о том, что произошло, чья это вина и как это превратило нас в тех, кем мы быть не хотели. Тогда я опустил голову, зажал пальцем одно ухо, чтобы слышать ее лучше. Вспышки камер все еще стояли перед глазами, как тысяча мерцающих огней. Все возможности, которые я так и не сумел превратить в гол за время последнего матча, все еще отягощали мысли. Следом шли товарищи по команде, среди которых был и Дайсон с его никогда не закрывающимся ртом и дерьмовым отношением, которое я пытался игнорировать.
Я не заметил паренька.
Хотелось бы мне, чтобы это было не так.
Я знаю, каково это – надеяться, желать, мечтать… а потом воплотить эту мечту, но заплатить при этом дорогую цену.
– Как только общественность от тебя отвернется, потребуется уйма времени, чтобы снова завоевать ее доверие.
– А как насчет тебя, Финн? Ты тоже собираешься от меня отвернуться?
Он все еще смотрит мне в глаза, пока быстро жует жвачку, но отказывается озвучивать мысли, которые я уже вижу в его взгляде.
– Серьезно? – спрашиваю я, раздраженный и разочарованный, хотя оно того и не стоит. – Ты же был со мной с самого начала. Представлял мои интересы сразу после выпуска из колледжа, при заключении сделок и пересмотре условий. Двенадцать лет, и теперь… Теперь ты собираешься просто уйти, потому что у меня настали сложные времена?
Я подхожу к окну. За пределами этой арены целый мир, но я не в состоянии его увидеть. С момента аварии я жил одной-единственной