Палая листва. Антон Барев

системе Ridero

      1.

      Руська болтал ногами, сидя на стуле. Ноги не доставали до пола, и шлепанцы, свисавшие с пальцев ног, концами пяток едва задевали кафель. Он рассматривал снующих вокруг людей и временами косился на лежащий на столе мамин телефон. Вчера, после того как он разблокировал его и долго смотрел мультики, мама наругала Руську и сменила пароль.

      Мама была где-то позади него, и он, вдобавок ко всем прочим своим важным делам, порою поворачивал голову, чтобы посмотреть, как мама наполняет их тарелки с различных блюд, стоящих на белых скатертях.

      Руська очень хотел, чтобы мама положила побольше пирожных. Особенно тех, воздушного теста, со сладким, белоснежным кремом внутри. Он тяжко вздыхал, глядя на то, как мама подходит к очередному блюду с овощами или мясом.

      За соседние с Руськой столики то подсаживались люди, несшие подносы с едой, то уходили, оставляя тарелки с объедками, которые тут же убирали диковинные, смуглые официанты в белых рубашках. За Руськиным столом пока никто не сидел, поскольку Руська охранял мамину сумку с полотенцами, плавками и нарукавниками для плавания, смотря исподлобья на подходящих и пытающихся сесть за четырехместный столик людей с подносами. Те, остановленные этим грозным взглядом, улыбались и переходили за соседние, переполненные столики.

      Наконец, к Руськиному столику подошла пара старичков, судя по их виду, твердо вознамерившихся подсесть. Руська опять набычился и принял максимально грозный вид, но старичок в соломенной шляпе подмигнул ему сквозь очки и поставил свой поднос на столик. Затем он что-то сказал подошедшей с ним старушке. Та посмотрела на Руську, пихнули старичка в плечо и рассмеялась, показывая слишком белые и ровные зубы, странно смотревшиеся на морщинистом лице.

      Старички принялись неторопливо расставлять перед собой принесенные тарелки, взяли приборы из корзинки, стоявшей на столе, и приступили к трапезе. Руська в очередной раз обернулся, ища маминой поддержки в своем сложном положении. Мама как-раз подходила. Она поставила поднос с едой на стол, сняла свою сумку со стула, села и поставила её на пол под столом.

      – Скучал?

      – Не-а, – соврал Руська.

      Буду ли я писать, если не пройду на конкурс? Да, наверное. Но вот что? И будет ли это тем же самым?

      – Хеллоу, – сказал старичок, деливший с ними столик, и добавил что-то непонятное.

      Мама смущенно улыбнулась и сказала:

      – Сори, ай донт андерстенд. Я не понимаю. Раша.

      Старичок тоже улыбнулся, махнул рукой, показал сперва указательным пальцем на Руську, а затем сжал руку в кулак и вытянул большой палец вверх.

      Мама вернула улыбку, потрепала Руську по голове и сказала:

      – Тэнк ю.

      Она пододвинула к Руське его тарелку:

      – Ешь давай.

      Руська принялся жевать рис с овощами и сосиски. Периодически он поглядывал то на то самое, вожделенное пирожное, лежащее на блюдечке соседей по столику, то на принесенную мамой тарелку со сладостями: на ней такого пирожного не было.

      Старичок заметил его грустные взгляды, показал пальцем на пирожное, перевел палец на Руську, вопрошающе посмотрел на маму, и, увидев её кивок, передал блюдечко с пирожным Руське. Тот сверкнул глазами, схватил пирожное и посмотрел на маму.

      Она улыбнулась:

      – Ешь, ешь.

      – Что надо сказать? – Продолжила мама, через пару секунд после того, как Руська принялся уплетать пирожное.

      – Спасибо, – проворчал он с набитым ртом.

      – Спасибо по-английски будет: «Тэнк ю». Скажи теперь: «Тэнк ю».

      – Тэнк ю, – прожевав, сказал Руська и посмотрел на старичка.

      Тот был чем-то похож на умершего в прошлом году дедушку. Чем-то неуловимым, может, бородкой, может, седыми волосами, прикрывавшими уши, или такими же сухими, жилистыми руками.