стал еще мрачнее, сложил руки на груди и принялся молча созерцать пространство.
– Не томите, все-равно узнаю.
Устало вздохнув, он провел ладонью по лицу, словно снимал маску.
– Вы слишком любопытны. Зачем вам эта информация? Она не касается девушки, ради которой вы прибыли. История с доктором Макарисом – это наше служебное дело, и чем меньше вы об этом знаете…
– Этот ваш доктор только что чуть меня не убил, – перебил его Демьян. – А ее, – он указал на Тень, – почти прикончил. Уверен, есть и другие, кого он не обошел вниманием. Чем он занимался? Что произошло? Почему его уволили? В ваших интересах помочь мне разобраться, – и, сделав паузу, добавил: – Тогда и я вам помогу.
– Мне? – усмехнулся доктор. В голосе послышались истеричные нотки. – Меня минула чаша сия. А вот другим уже не помочь. А вы, – его палец, словно револьвер, – нацелился на Демьяна, – слишком много на себя берете! Ваша самоуверенность вас убьет! Вы только что чудом остались в живых! И если бы не мой ассистент, который по собственной инициативе за вами присматривал, нам бы пришлось разбираться с Конторой на предмет вашего трупа! – лицо его на глазах наливалось кровью. Вперив взгляд в Демьяна, он заводился все больше. – Глупый безответственный мальчишка! И ты обещаешь помочь мне?!
– Стоп. Спокойно, – Демьян поймал его взгляд и скользнул в его сознание…
Шквал эмоций, рвущий провода мыслей, несущий обрывки воспоминаний, образов и идей, закручивался в воронку смерча, сжирающего все на своем пути: силы, нервы, сердце, разум… Демьян слился с этой бушующей стихией, а потом медленно, потихоньку начал притормаживать, успокаивать, сглаживать…
Затем пошел вглубь, разыскивая источник беспокойства. Уворачиваясь от летящих обломков, добрался наконец до самой сути – сияющего ярко-алого ядра, на которое невозможно смотреть, до того оно слепило. Собрался с силами – и погрузился внутрь…
Захотелось сбежать, закрыть глаза и не видеть, не чувствовать, закрыться от этой боли. Выстроить саркофаг и навсегда похоронить увиденное, исключить из жизни, словно ничего и не было. «Это не моя боль! – крикнул себе Демьян. – Это не мое!» Но все-равно осознание происходящего причиняло ему страдание. Сейчас он не был собой, он был им – мужчиной, потерявшим самого дорогого человека на свете, надеявшимся и преданным, отчаявшимся и застывшим, подобно каменному изваянию, потому что ничего другого не осталось. Ничего другого он не мог, только заморозить сердце, собрать в комок свою боль и засунуть на самое дно памяти, надеясь, что там она и останется. Но проклятый мальчишка, черт побери его длинный нос, разворошил то, что, казалось, было погребено навеки…
Демьян растерялся. Он не знал, что делать, но и уйти просто так было неправильно. И тогда он сделал единственное, что пришло в голову – накрыл источник боли вуалью забвения. Тонкая зеленая сеточка, наскоро сплетенная из энергии камня, накрыла алое ядро. Свет все еще пробивался сквозь зеленые нити, но уже не слепил, позволяя помнить, но не испытывать прежние страдания. Боль не прошла, зато теперь с нею можно было жить.
– Что