Неживой. А. Норди

й грудью, и от затхлого запаха реки кружится голова. Сырой ветер холодит кожу. Утренний свет, пробиваясь сквозь пелену облаков, слепит глаза.

      Парень чувствует на себе взгляд и оборачивается.

      У противоположной ограды моста стоит девушка в легком платье, джинсовой куртке и кедах. Она смотрит на парня со странной смесью удивления, восторга и испуга.

      – Привет, – осторожно говорит девушка.

      Ее плечи подрагивают – то ли от прохладного воздуха с реки, то ли от волнения. Темные волосы развеваются на ветру. Тонкая рука, согнутая у живота, держит красный блокнот.

      – Привет. – Парень изумлен звуком собственного голоса: он кажется фальшивым. – Мы знакомы?

      – Нет, но… – неуверенно начинает девушка, а затем, словно набравшись смелости, добавляет: – Я Нина. А ты…?

      В сознании парня всплывает имя, и он, чуть замешкавшись, отвечает:

      – Марк.

      Нина кивает. Ее бледное лицо дергается в мимолетной улыбке.

      – Рада знакомству, Марк. И давно ты здесь… стоишь?

      Он смотрит на часы. Стрелки показывают 7 часов 7 минут.

      – Не помню. – Марк растерянно улыбается, смущенный своей забывчивостью. – Даже не знаю, зачем сюда пришел.

      – Наверное, загадать желание? – Нина подходит ближе, и становятся лучше видны ее сухие губы, покрытые трещинками, и серые тени у глаз. – Ты ведь понимаешь, что это за место?

      Марк оглядывается. Они стоят в центре пешеходного моста, перекинутого на пересечении двух узких каналов в гранитных оковах. Рядом и чуть вдали можно рассмотреть еще несколько мостов – шесть штук, не меньше. На набережной видны деревья и невысокие старинные здания, раскрашенные в пастельные тона. За ними возвышается собор с тусклыми куполами.

      – Это Семимостье. – Нина не сводит с Марка темных глаз: ее близость странным образом дарит ему тепло и тревогу. – Самое загадочное место города. Здесь из одной точки видно сразу семь мостов. Среди жителей города есть поверье: если на Семимостье загадать желание в семь часов семь минут седьмого числа седьмого месяца, то оно обязательно сбудется.

      – И ты загадала?

      – Да. – Нина улыбается, отведя взгляд.

      – Оно сбылось?

      Нина смеется, и глаза ее ярко блестят.

      – Похоже на то! – Она убирает блокнот в карман куртки, берет Марка за руку и тащит прочь с моста. – Идем, я покажу тебе город!

      * * *

      Порой Марку кажется, что все дни слились в один.

      Каждое утро он просыпается на матраце в пустой комнате: голые стены, белый потолок, стылый воздух.

      Марк принимает душ, а затем, словно сомнамбула, тащится к шкафу в прихожей, где висит простой набор одежды – пара джинсов и несколько черных футболок. «Тебе идет темный цвет», – однажды сказала Нина, и всякий раз, натягивая футболку, Марк вспоминает ее слова.

      Далее завтрак – всегда один и тот же. Марк вытаскивает из холодильника миску с молоком, в котором плавают куски сырого мяса, садится за стол и медленно пережевывает жилистые ошметки. Ни о чем не думая, Марк таращится на стену в коросте облезлых обоев. Когда к горлу подкатывает тошнота, он идет в туалет и выливает остатки молока и мяса в унитаз.

      И так – каждое утро: пробуждение, душ, завтрак. Бесконечный цикл, разорвать который может только одно событие – встреча с Ниной.

      Марк дышит ради нее. Нина целиком поглотила его существование, и в какой-то момент он понимает, что только рядом с ней чувствует себя живым: когда Нина держит Марка за руку, все обретает смысл и ясность.

      Каждый день они встречаются на Семимостье, а затем идут куда глаза глядят. Гуляют по городу – по его паркам, аллеям и дворам. Обнимаются. Смеются. Кормят уток. Встречают закаты на набережной. Но каждый вечер расходятся в разные стороны: Нина – к себе домой, а Марк – в свою холодную конуру. Ночь становится временем, проведенным впустую – без Нины. Проваливаясь в глухую черноту, Марк думает лишь о том, как поскорее вновь ее увидеть.