ки, обтягивая их словно саван. И эти ивы повсюду. Плачущие, скорбящие, сгорбленные до земли, обмотанные все той же паутиной. Она сдавливает их так сильно, что на землю капают слезы: бурые, склизкие, заливающие все у подножья ствола. Зловещее место, где каждое утро тетя Таня улыбается сквозь белеющую пелену на лице, натягивая нити паутины почти до разрыва. А потом дядя Паша медленно и скрипуче желает хорошего дня. Все это повторяется изо дня в день, будто хорошая традиция, но она плохая…
Здесь все гнилое, дряхлое, ветхое и давно уже должно обратиться в прах, но каждое утро оно воскресает вновь. Я работаю в книжной лавке на площади, где все шкафы затянуты хлопьями вездесущей паутины. Чтобы достать нужную книгу, приходиться долго разрывать ее пальцами, добывая столь желаемый артефакт. В книгах все очень радужно и всегда заканчивается хорошо, а тут все серо и угнетающе. Только чтение сказок помогает мне переживать день за днём. Лавка не моя, но никто ни разу не приходил забрать прибыль. Я складываю ее в большую жестяную коробку и прячу за шкаф в мягкий клок паутины. Потом иду домой через весь город, я живу одна на отшибе. Как здесь оказалась, я не помню. Были ли у меня родители, сестры или братья – не знаю. Я просто каждый день хожу на работу и читаю сказки. И кажется, что я была здесь всегда. Но я не хочу здесь быть!
Но самое ужасное начинается, когда на серый мрачный город удушливым плотным одеялом ложиться тьма: черная, непролазная, непроглядная, неприятная тьма. И до ее наступления непременно нужно добраться до дома, и я каждый вечер со всех ног спешу туда. Пробегаю мимо постового, он единственный кто вечером не торопиться в укрытие, а стойко ожидает ночи на улице. Никто больше не решается остаться снаружи в это время суток. Его фамилия Багров и это все, что я знаю. Ни имени, ни отчества, ни того как он переживает эти ночи. Кстати, он не затянут паутиной, как все остальные, и я даже могу разглядеть его глаза, но в сумерках никогда не различаю их цвета. Наверное, серые, как и все вокруг.
Он всегда желает мне спокойной ночи. А я знаю, что ничего кроме "спокойной ночи" у меня и нет. Но сначала надо добраться до дома, запереться как следует, закрыть ставни и лечь на койку. Теперь главное уснуть, а это совсем не просто. Тьма забивается в окна, в двери, в замочные скважины, в дымоходы. Она словно дышит там за стенами, заставляя их дрожать от страха. Но потом приходит он – морфей, и мне сняться красочные сказки, которые я читала в лавке днем. И только во сне я по-настоящему счастлива, но снова наступает день и все начинается сначала…
Я хожу на работу, встречаю людей в паутине, которые, как и прежде приветствуют меня, желают доброго утра и спокойной ночи. А я лишь натягиваю улыбку на лице и отвечаю: «И вам», «И вам», «Ивам», «ивам». Проклятый город Ив. Интересно, я тоже замотана в эту белую дрянь. Не чувствую, чтобы она забивалась мне в рот и глаза, но люди тоже ее не замечают. Я не могу увидеть свое отражение, все зеркала в городе и поверхности, как говорят, которые раньше могли отражать, стали черными. И лишь за городом в реке, сплошь поросшей плакучими ивами, рассказывают, можно увидеть свой облик. Но туда никто не решается пойти и все продолжают жить в неведении, не желании знать. Но это говорят не люди на улице. Это шепчут мне голоса перед сном, которые пытаются не дать мне уснуть, чтобы вновь смотреть мои сказки. Они забираются в щели, зарываются под одеяло и лезут прямо в уши: «Иди к реке, иди к реке, иди…» Не иначе, я просто городская сумасшедшая или…Что тогда случилось с этим городом, что случилось с нами?
В голове проносится, как я смотрю на тетю Таню. Муха запуталась в паутине на ее лице возле носа и монотонно и противно жужжит.
– Здравствуйте, доброго дня, – добродушно улыбаясь говорит она мне в сотый раз.
– И вам.
Ее не беспокоит скисшее молоко, гнилые фрукты и плесневые булки на столике перед домом. Она будто не замечает этого, бережно раскладывая их для продажи.
Я пыталась заговорить с ней и дядей Пашей, пока они не исчезли. А люди здесь пропадали каждый день. Новые приходили, старые уходили. Город Ив был переходным пунктом, и никто здесь не задерживался. Все хотели покинуть это место, как можно скорее – все кроме меня. По крайней мере мне так казалось. Дядя Паша и тетя Таня были здесь дольше всех. Когда я пыталась продолжить утренний разговор они просто молчали, продолжая заниматься своими делами. Да, и меня особо не разжигало любопытство. Мне тоже словно все равно. Мы были, как куклы, головы которых забиты ватой. Делали фантомные дела, что-то имитировали, как будто обычная жизнь продолжается.
Весь этот механизм работал безупречно, и я не знала, как разорвать бесконечный круг. Пока не наступил день, который отказался заканчиваться. Солнце не хотело садиться, а свет не угасал, вечер не наступал. Люди обеспокоенно суетились на улице, уже покинули рабочие места, но и домой никто не шел. Все, словно обмотанные белыми покрывалами, нервно сновали туда-сюда. Пространство возле центральной площади наполнилось шумом, шепотом и суетой.
ГЛАВА 2
11 дней до…раньше я их не считала, думая, что застряла в паутине времени и ее одинаковых фрагментах, но не сейчас.
Стук в дверь становился все громче. Настойчиво долбился в моей голове, стучал