Мучная жизнь. Илья Борисов

день в торговом центре «Заря». Людей уже практически нигде не осталось, не в обувном, не в продуктовом гипермаркете, что находился напротив. Самый обычный белый тостовый хлеб возвращался с рутинной работы к себе домой, к своим домочадцам. Он жил в старой норке, в которой раньше жили мыши, но их потравили, а после протравки, его переселили суда по программе «дом каждой булке». Теперь он, его булочка, и его прекрасные крохи живут в этом уютном жилище.

      Проходя мимо молочного отдела, на хлеб нахлынули воспоминания о детстве, как он был замешан, а потом испечен. Это его воодушевило, и он ускорил шаг своими маленькими хлебными ножками, время от времени помахивая маленьким портфелем, что был у него в руке.

      Он думал только о своей прекрасной жизни, как же ему повезло влюбиться в булочку с корицей, и как же ему повезло создать прекрасных маленьких крошек, печенька Марта, и сухарик Марк. Он был благодарен пекарю за столь ценный подарок судьбы.

      Подходя к своей норе он остановился напротив двери, не хватало лишь пару шагов. Его смутило наличие красных пятен на коврике перед домом, и чуть приоткрывшейся двери, у которой был сломан замок. Он аккуратно подошел и толкнул дверь.

      – Дорогая, я дома моя булочка, – с осторожностью в голосе он произносил эти слова и медленно заходил в комнату.

      Тут резкая сильная боль в районе головы и потемнение в газах, помутило его сознание и он упал, провалившись в тьму спокойствия и пустоты.

      Яркие пятна света пробивались в его глаза сквозь хлебные веки, он медленно открыл глаза, все было будто в тумане, или в полупрозрачной пленке.

      Где я? Что случилось?, – пробуждаясь от сильного удара, произнес хлеб.

      Его голова гудела от боли, постепенно зрение вернулось к нему, он находился у себя дома, привязанный к стулу. Все было перевернуто вверх дном, все ящики были распотрошены как банки с рыбой, вся мебель была либо сломана, либо отсутствовала. Перед ним на коленях сидела его прекрасная булочка, у нее был завязан рот, а так же глаза, руки, и ноги. Дети находились по правую сторону булочки, у них так же были связаны руки и ноги, и глаза, но они лежали на животах.

      По левую сторону в единственном уцелевшем кресле сидел толстый, будто круглый мужик, он был полностью в черном, единственное что виднелось через прорезь это его глаза смотрящие на хлеб, да рот что был украшен искаженным оскалом улыбки. Яркое что бросилось в глаза это перебинтованная левая рука что лежала на подлокотнике кресла.

      – Ну что, очнулся хлебовски, где мои бабки сухарь пережаренный?, – со злостью спросил он.

      – Ты кто такой? Что ты делаешь в моем доме? Ты хоть знаешь, что с тобой будет после этого? Дон батон из тебя салат нарежет, – с яростью в голосе ответил ему хлеб.

      – Не пугай меня, сухарь, пуганный уже, ты лучше на вопросы отвечай, иначе на бутерброды пущу твою семью, затем и тебя, – спокойно ответил загадочный человек в черном спортивном костюме.

      – Я не понимаю о чем ты говоришь, я обычный сотрудник по продаже дрожжей, я понятия не имею о чем ты, – со страхом в голосе отвечал ему хлеб параллельно смотря на свою булочку, – дорогая я вас спасу, я обещаю, все будет в порядке, – говорил он тихо своей булочке.

      – Ты похоже меня не услышал, я не спрашивал где ты работаешь, я спросил где мои деньги, клянусь садовником я всех перережу на кусочки.