, так что реши я поставить свою машину в гараж, не смог бы этого сделать. Хорошо, что Романов встретил меня и довез. Мы выпили, поделились новостями, и друг уехал, потому что он теперь не может оставлять свою жену в одиночестве, это бьет по ее подкосившейся психике. Бедная Тина, то, что Юран с ней сделал, поломало ее. Да это многих бы поломало.
Я так устал от вечного недосыпа и полевой кухни, что после пары выпитых стопок коньяка захмелел. Так что как только за Романовым закрылась дверь, сгонял в душ и тут же уснул.
И вот я разбужен орами, похожими на предсмертный клич диких животных, доносящимися из соседнего дома. С моего прибытия домой прошло четыре часа. Как показывает стрелка на моих винтажных Breguet, подаренных дедом на окончание Рязанского высшего воздушно-десантного училища, сейчас ровно два ночи. И я нихрена не выспался.
Я ничего не имею против веселья, и даже «за». Но сейчас мне просто необходим здоровый сон, потому что уже как пару месяцев я не высыпался. Не хочу весь следующий день ходить как зомби. У меня много планов. Я хочу повидаться с друзьями, которых не видел уже давно. Мне нужно созвониться с дедом, который сейчас на лечении в Израиле. Хорошо, что Романов завез меня в часть, где я отметился о прибытии, иначе пришлось бы еще и туда ехать. Не плохо бы заполнить пустой холодильник. Чем занималась Валька? Она должна была подготовить дом к моему приезду! Тут должно быть прибрано и сытно.
Ладно, с ней разберусь утром.
А еще мне просто необходимо хорошенько расслабиться, чем я собираюсь заняться ближе к вечеру.
В общем, я уставший, голодный и злой. А гремящая в доме напротив музыка не способствует поднятию настроения.
Спускаюсь в холл, где съедаю оставшуюся с посиделки с Юраном курицу в лаваше, купленную наспех в ночном продуктовом, и выхожу на улицу. Закуриваю.
Наши с Золотаревой дворы разделены невысоким белым забором. Раньше мы все время были вместе, дед дружен с ее родителями, и смысла скрываться от соседей не было. А вот сейчас я поставил бы двухметровый забор, чтобы не видеть, как девчонку, с которой я лазал по деревьям, и учился кататься на великах, засасывает незнакомый мне, подстриженный под ежика, говнюк. А она и рада. Заливается пьяным смехом, извиваясь в его руках.
Она изменилась. Похудела, хотя и раньше была худенькой. Сейчас ключицы выпирают из низкого выреза платья, похожего на сорочку. Я вижу ее оголенную аккуратную грудь. Когда-то мне нравилось прикасаться к ней губами. За время, пока меня не было, Маша сменила прическу. Отрастила волосы и выкрасила их в странный цвет, отдающий синевой в неярком отблеске фонаря.
Затягиваюсь сильнее, наблюдая, как парень поднимает ее, придерживая за задницу, а модельные длинные ноги обвивают его бедра. Он даже не заморачивается спусканием штанов, просто достает член из ширинки и резко входит.
Тварь! Словно специально выбрала для этого дела освещенное местечко за беседкой. То самое, где мы впервые поцеловались. Неумело, боясь собственного желания, даже чуточку брезгливо касались губами друг друга, как будто это может показаться противным. А потом встречались там по вечерам и совершенствовали навык, прячась от глаз ее родителей и моего деда за кустами смородины, которых сейчас нет. Теперь ее спина беззастенчиво трется о деревянную стену беседки в такт движениям ее партнера. Из-за битов музыки мне не слышны ее стоны, зато ясно видно, как открывается рот. Она что-то говорит ему.
Со мной всегда молчала, еле слышно постанывая, даже в момент пика блаженства. Стеснялась, скрывая краснеющее лицо в моей груди и изгибе шеи. Я балдел от этого. Такая неприступная, чистая, доводящая меня до безумия своей нежностью и мягкими движениями.
Больше не моя. То, что сейчас исступленно двигает бедрами, насаживаясь на чужой член, просто не может быть девчонкой, с которой я хотел идти по жизни.
Я думал, она моя судьба. Одна на всю жизнь. У нее – только я, у меня – лишь она одна. Но за это время в моей кровати перебывало столько баб, что я потерял им счет, и что-то мне подсказывает, Машуня тоже не стесняла себя в связях.
Тушу бычок о край пепельницы. Смотреть, как она кончает, мне не улыбается.
Пытаюсь поспать, но биты музыки врезаются в уши ничуть не хуже, чем натренированный кулак. Похоже, уснуть сегодня не удастся. Пялюсь в потолок, стараясь выгнать возникающие в голове картинки воспоминаний. Не хочу думать сейчас об этом. Золотарева пройденный этап. И это она так решила. После поцелуя с Рафом на выпускном, надеюсь только поцелуя, потому что тогда я ей поверил и простил, она продержалась всего пару месяцев. Затем я застал выходящего из ее дома неизвестного типа. Она клялась, что ничего не было, и что это всего лишь мастер, настраивающий ей рояль. Вот только не такой уж я идиот, каким она хотела считать меня.
Я заставил себя не думать о ней больше. Хорошо, что тогда мне как раз нужно было уезжать в училище. И хорошо, что оно далеко от Москвы.
Она приезжала ко мне несколько раз, ныла и просила прощенья. Но дважды такие вещи не прощают. Теперь мы просто соседи.
В окно уже забираются первые лучи летнего солнца. А я так и не поспал. И гремящая в соседнем доме музыка