ор Снейп нависает над ним. Гарри макушкой чувствует взгляд его черных недобрых глаз ― неприязненный и пронзительный, который буквально прожигает его насквозь.
Гарри исподтишка следит за тем, как изящные длинные пальцы комкают и без того измятый рисунок, а потом медленно рвут бумагу.
Сердце ухает в груди. Что сейчас будет? Обзовет последними словами, вышвырнет из класса, отправит к директрисе?
Ни один человек в здравом уме не станет перечить профессору Снейпу.
– Жизнь вообще несправедлива, разве вы не заметили? ― долетает до сознания Гарри. ― Встретимся на отработке, Поттер.
Отработка? Нет, что угодно, только не это.
Если верить старшекурсникам, Снейп не успокаивается, пока не доведет до слез. Он словно питается чужим горем. Как будто своего ему мало.
Нет, он не бьет. Хотя ходят слухи, что он хватал кого-то за шиворот. А чего стоит та история с одной девчонкой-старшекурсницей, которая из-за очередной безосновательной двойки нажаловалась отцу, и тот добился, чтобы профессора сняли с деканской должности. Шуму было…
Но это так, мелочи.
Он точно не станет пинать Гарри ногами, как Дадли ― любимый сынок опекунов. К счастью ― бывших.
И не хрястнет дверью по пальцам, как тот же Дадли.
Просто поговорит с ним елейным голосом, привычно растягивая слова.
И Гарри узнает, что он никчемный заморыш. Услышит ― в который уже раз ― что ему дали первое место на конкурсе Ван Гога за красивые глазки, а не за талант, сирота потому что. Получит неимоверно сложное задание ― не по учебнику, конечно. Гарри, может, справится, а, может, и нет ― как повезет. Но это еще не самое плохое.
Беда в том, что эта отработка не закончится никогда. Снейп не получит свое. Ведь Гарри не заплачет, как бы тот ни старался.
И не из вредности. Кажется, он просто разучился ― с того самого дня, как умер Мариус.
А хуже всего то, что еще недавно Гарри восхищался профессором и мечтал о том, чтобы поскорее перейти на третий курс, когда начнется самый интересный в мире предмет ― техника рисования.
А теперь он должен его ненавидеть. Этого хотят все. Этого негласно требует Снейп. Он больше не прощает слабости.
Значит, сегодня случится что-то ужасное. Что-то из ряда вон выходящее, что его сломает. И может, он даже почувствует себя хуже, чем у идиотов Дурслей. И снова не захочет жить ― как раньше.
***
Как только звенит звонок, Гарри выбегает одним из первых в коридор, чтобы больше не встречаться со Снейпом взглядом. Отработка сегодня, в пять.
Огромные белые часы с четкими черными стрелками, висящие в самом конце холла, показывают десять утра.
Семь часов свободы. Одна секунда, две…
Минута… Пять минут…
Почему в этом мире все так устроено, что обязательно должно пройти ровно столько часов, сколько положено? Почему нельзя ускорить время?
Да, Гарри хочет, чтобы пять наступило прямо сейчас. Он не хочет ждать так долго. Неопределенность ― хуже всего.
Чувствуя слабость в ногах, он садится прямо на пол, подперев спиной стену, и опускает голову на колени.
***
Два года назад Гарри казалось, что он попал в сказку: его привезли в пансион для одаренных детей, хотя изначально собирались оформлять в обычный детдом с его строгими правилами и холодными стенами. Но даже там было бы лучше, чем у опекунов. Гарри смотрел на огромное старинное здание, похожее на волшебный замок, и его сердце млело. Он до конца не верил, что сможет рисовать сколько угодно, учиться как нормальный человек, жить в общей комнате с другими детьми, спать на кровати, питаться три раза в день. Что никто не станет рвать его рисунки, запирать в чулане, избивать до полусмерти и морить голодом. Он целых полгода жил в больнице ― восстанавливался после жестоких побоев, приходил в себя и старался поверить, что этого больше не повторится. Что забрали от мучителей насовсем.
Но верилось с трудом. Ведь другой жизни, чем у Дурслей, Гарри не видел и не знал.
В больнице его частенько навещали незнакомые люди, которые называли себя представителями органов опеки. Они-то и заприметили его художественные способности, и его мечта сбылась. Теперь Гарри мог учиться на равных с детьми из нормальных семей ― руководство пансиона поддерживало неимущих и сирот и обеспечивало всем необходимым.
За несколько дней до начала учебы первокурсников познакомили с преподавателями. Гарри исподтишка разглядывал взрослых. Когда он увидел высокого мужчину в темном костюме, то не на шутку разволновался, ведь директриса только что сказала, что это декан художественного факультета.
Декан считался кем-то вроде мини-директора и отвечал за весь факультет, ведь помимо этого здесь еще были музыкальный, танцевальный и театральный, которые располагались в трех других корпусах. Гарри со свойственным ему недоверием разглядывал строгий черный костюм декана, темно-синюю рубашку, длинные черные блестящие волосы, а потом переключил