ись на канатах и всячески наслаждались жизнью. Лишь малая часть детей сидела в уголке в шумоподавляющих наушниках и читала. Периодически смирным детям прилетал в голову надувной снаряд. В общем, чистой воды зоопарк.
В глаза мне бросилась одна девочка лет двенадцати. Хотя нет, младше, иначе ее пустили бы в основной зал. Худенькая, сутуловатая, с темными кудрявыми волосами, забранными в хвост, в синем комбинезоне с блестками. Девочка тоскливо стояла у стекла и с завистью (как мне показалось) смотрела на тишь и благодать во взрослой секции: массивные псевдодеревянные столы с зелеными лампами под старину, сдержанный колорит, полумрак, толстые книги без картинок, с шуршащими страницами и несравненным запахом.
Я прошла по зеленой ковровой дорожке к кафедре библиотекаря. Старушка строго взглянула на меня. Я покраснела, напрягла все душевные силы. Вряд ли получится, но все же?
– Здравствуйте. «Капитал», пожалуйста.
Неумолимая старушка отчеканила:
– Эта книга относится к категории «50+». Ваш идлет.
Я вздохнула и протянула правую руку. Идлет на запястье пиликнул. Сорок восемь.
– Не могу вам ее выдать. Можете ознакомиться с подборкой книг для вашей категории вот на этом стенде.
«Но сорок восемь – это же почти пятьдесят, – бурчала я под нос, пролистывая каталог на экране. – Так и состариться захочется!»
Библия входила в категорию «90+». Когда я пару лет назад пробовала выпросить ее полистать хотя бы в читальном зале, библиотекарь возмутилась: «Милочка, вам и названия такие знать рано!» Может, все же пойти на философский или богословский факультет? Но даже там, наверное, изучают только адаптированные издания или избранные фрагменты.
Библиотека в Игле № 66 хорошая, современная, я сюда часто наведываюсь. Зная мои предпочтения, система предлагает мне новинки о лингвистике и педагогике, классические романы на французском и английском, аудиоспектакли, современную отечественную прозу и много, много фантастики. Каждую неделю выходят сотни книг. В одной только Игле № 66 наберется не меньше дюжины хороших писателей, и их новинки мне советуют прочесть в первую очередь.
На восемьдесят восьмом этаже (ровно на сорок этажей ниже меня) живет Дорофей Пискарев, классный фантаст, у которого смешались реализм, мистика, выдумка, юмор и много чего еще. У него как раз вышел небольшой сборничек, о котором на днях он говорил в интервью. Я решила поддержать «соседа», провела оплату и отправила книгу на принтер. Отлично, есть пара минут на кафетерий.
В кафетерий я пришла не вовремя: туда как раз примчалась на перекус орава детей из-за ультрапрочного стекла. В такие моменты я не жалею, что дала подписку о неразмножении. Сжавшись в своем уголке и нервно постукивая ложечкой о край чашки, я смотрела на выплеснувшееся из детской секции безумие. Нынешние родители, похоже, их вообще не воспитывают! Бумажные стаканчики и одноразовые приборы стали снарядами, салфетки – материалом для оригами, крошки сыпались на пол градом, напитки разливались по столам липкими лужами. На весь этот хаос я взирала с таким ужасом, будто мне за ними убирать.
– Извините, можно здесь сесть? – вежливо рявкнул кто-то над ухом, перекрывая гвалт.
Я обернулась. Это была та самая грустная девочка. Я кивнула и съежилась еще больше, словно она атаман этих разбойников. К моему счастью (и к счастью заведующей кафетерием), большая часть детей вскоре лавиной выкатилась обратно в детскую секцию. Грустная девочка осталась. Она тыкала ложкой кремовую розочку на пирожном, будто сладостями ее кормили трижды в день, а овощи давали только по праздникам.
– Что грустишь? – не выдержала я.
В наступившей тишине показалось, что слова откликнулись эхом.
– Мне одиннадцать. А последнюю часть «Гарри Поттера» можно читать только в двенадцать.
«Хо-хо, кто-то тоже любит классику!» – подумала я.
– А еще в детской секции невозможно читать. Все время шум, и наушники не помогают. И кто-нибудь обязательно стукнет колбасой по голове. И вообще…
Девочка шмыгнула носом. Почему-то вспомнилось, как в юности, перед тем как устроиться на полную ставку на филологическом, я была репетитором. Как водили ко мне вот такую милую, умненькую, печальную девочку готовиться к экзаменам.
– В кафетерий библиотечные книги выносить нельзя, во взрослый зал меня не пускают. А еще мама и отчим сказали, что я люблю книжки, а значит, отлично и бесплатно проведу время в библиотеке. Запихнули меня сюда, а сами сбежали на танцульки…
Девочка чуть не плакала. А у меня внутри клокотало нечто, чего мне явно недодали в детстве.
– Как тебя зовут?
– Яра.
– А меня Марта. Яра, у вас в детской секции есть ножницы и клей?
Она недоверчиво посмотрела на меня: спохватилась, что с незнакомыми тетеньками лучше бы не общаться.
– Есть, – неуверенно сказала девочка.
– Вынеси мне их, пожалуйста.
Она