Пролог
Сегодня ночью кладбище Академии Скура оглушил звон колокольчика. Маленький и проржавевший от частых дождей, он зазвенел так неожиданно, что испугал даже местных ворон. Громко каркая, птицы забили крыльями, когда торчащая прямо из земли проволока дернула колокольчик. Сначала неуверенно, обессиленно, но потом твердо и отчетливо, словно сами черти пытались вырваться из ада; упрямо рвались наружу, зля бродячих собак… и пугая смотрителя кладбища, который с фонарем и лопатой в руках прибежал на зов из преисподней.
Трясясь от страха, он раскапывал гроб из орешника – дерева, отгоняющего злых духов. В таких гробах хоронили скур. Исключительных людей. Особенных. Тех, кого боялись в городе, тех, кого без жалости и отпевания оставляли на забытом всеми кладбище.
Испачкав ночную сорочку сырой землей, смотритель громко бранился. Фонарь освещал его злое лицо и читающие молитву сухие губы. Смотритель яростно размахивал лопатой, швыряя землю себе за спину. Кажется, даже вороны слышали бешеный стук его сердца. Каркая, они торопили смотрителя и ждали, когда вновь смогут полакомиться червями в свежей могиле. Когда лезвие лопаты ударило о деревянную крышку гроба, наконец показавшуюся из-под толщи земли, смотритель остановился и, выронив лопату, перекрестился.
– П-п-пап, – раздался голос за его спиной.
– Уходи, Бенни! – рявкнул смотритель на сына.
– Мертвец проснулся? Он выспался и хочет п-п-поиграть?
И стоило Бенни подойти к могиле, как в крышку гроба постучали. Изнутри. Удары сменились приглушенным криком: чем яростнее мертвец пытался выбраться наружу, тем быстрее угасали его силы.
– П-п-пап, торопись! – сын спрыгнул в яму, чтобы помочь отцу скорее освободить нечто, стонущее в гробу.
Страшное зло – опасную и ненавистную скуру.
Смотритель с сыном ухватились за крышку гроба и, в конце концов сдвинув ее, застыли на месте. Вместе с воронами, недовольный гомон которых наконец утих.
На тонких досках в гробу лежала девушка. Живая. Напуганная. И абсолютно голая. Она лихорадочно дышала, хватаясь за шею. Покрытое синими гематомами тело сотрясалось то ли от холода, то ли от страха. Свет от фонаря падал на ее белые спутанные волосы, а светлячки, порхая в холодном воздухе, приземлялись на дрожащие, связанные проволокой руки. Обессиленно выдохнув, девушка уставилась в ночное небо и заплакала, когда осознала, что все еще жива.
– К-к-кто ты? – спросил ее Бенни.
Девушка непонимающе уставилась в его широкие глаза с белыми ресницами и, прищурившись, медленно помотала головой.
– Эбель Барнс, – смотритель кладбища отряхнул землю с деревянного надгробия и прочитал свежую, неаккуратно вырезанную гравировку. – Даты смерти… нет…
– Поэтому з-з-земля отдала ее нам об-б-братно, – сказал Бенни.
Улыбнувшись, Эбель закрыла глаза и потеряла сознание.
Глава 1. Ничего святого
Щеку Эбель обжег удар. В ушах зазвенело, словно голову засунули в церковный колокол, что звонил по утрам и вечерам, созывая прихожан на очередную службу. Сейчас голова болела точно так же, как и в тот день, когда мать притащила Эбель к священнику: он отмаливал ее и изгонял злого духа, обливая холодной водой. По мнению жителей города Санди, сам дьявол сидел в скурах. Овладевал их телом и разумом. Истязал и подчинял себе. Но скуры знали: дьяволом были одержимы не они, а люди, которые возненавидели исключительных настолько, что, не боясь закона, избивали их на улицах и сбрасывали в реку неподалеку от города.
Сейчас Эбель готова была поверить жителям Санди, ведь восстать из мертвых ей помог кто-то с того света. Вот только тот свет явно не торопился отпускать ее хрупкое скурское тело…
– А ну, не засыпай, девчонка, – смотритель кладбища опять ударил ее по щеке. – Я тебя на своем горбу не потащу. Еще и нагую… Обвинят в чем! И вовек не отмоюсь.
– П-п-пап, возьми мою од-д-дежду!
Пухлый и очень неуклюжий парень по имени Бенни скинул с себя пальто. На вид ему было лет тридцать, хоть и говорил он как пятилетний ребенок. Он внушал ей доверия больше, чем испачканный в земле смотритель.
– Иди в дом, Бенни, – скомандовал его отец.
– Н-н-но…
– В дом.
– А к-к-как же…
– Я сказал, в дом, Бенджамин! – Он развернулся к сыну, и свет от фонаря отбросил на его лицо грубые тени. – Закройся в своей комнате и зашторь все окна. Потуши свет и не включай его, пока я не приду. И… – смотритель быстро окинул взглядом кладбище, – не открывай никому дверь.
– С-с-слушаюсь, сэр, – ответил Бенни и, увязая в рыхлой земле, поторопился в темноту.
Эбель попыталась поднять голову, проследить за удаляющейся фигурой, но сил не хватило, и она откинулась на спину, ударившись затылком о дно гроба.
– А ты, девочка, – хрипло отозвался смотритель, – теперь не моя забота.