Изучение следственных дел более трехсот мужчин и женщин – представителей разных социальных слоев, совершивших на протяжении столетия правонарушения политического характера, позволяет автору уточнить и скорректировать ряд устоявшихся в историографии положений о работе государственных институтов и их отношении к безумию, а также выявить особенности российских практик в сравнении с принятыми в других странах того времени. Александр Каменский – доктор исторических наук, профессор НИУ ВШЭ.
ISBN 978-5-4448-2477-1
© А. Каменский, 2024
© Д. Черногаев, дизайн обложки, 2024
© ООО «Новое литературное обозрение», 2024
Введение
С легкой руки Мишеля Фуко история безумия стала в последние десятилетия одним из предметных полей исторической науки, произведя на свет множество исследований на материале разных стран и эпох1. Впрочем, и до появления на свет в 1961 году книги Фуко «История безумия в классическую эпоху» умалишенные не были уж вовсе обойдены вниманием историков – тех, кто изучал соответствующие статьи законов и их практическое применение государственными институтами и церковью. Во второй половине ХX века в поле зрения исследователей появилось понятие «меланхолия», с которым, по крайней мере, начиная со Средневековья в Европе связывали проявления безумия, хотя посвященные этой теме работы концентрировались преимущественно на интеллектуальных и литературных коннотациях этого понятия2. Естественно, относящиеся к истории безумия сюжеты присутствовали и в многочисленных исследованиях по истории психиатрии. Предметом изучения отечественных историков еще с дореволюционного времени стал феномен юродства, связанный с особенностями русского религиозного сознания и отражающий восприятие безумства. Упоминаются сумасшедшие и в работах по истории политического сыска в России XVII–XVIII веков. Так, к примеру, им посвящено несколько страниц монографии Е. В. Анисимова3. Имена некоторых из тех, о ком пойдет речь в этой книге, встречаются также в работах по истории самозванчества4.
Книга Фуко (на русском языке впервые вышла в 1997 году) как бы соединила эти разрозненные сюжеты в единое предметное поле с его социальным и культурным контекстом. Она же определила и новую исследовательскую оптику, акцентирующую внимание на восприятии безумства как инаковости по отношению к норме и изучении изоляции умалишенных – в исправительных домах, лечебницах или монастырях, как проявления властного насилия, одной из форм социального дисциплинирования, характерного для Нового времени.
Пока идеи Фуко добирались до России, их успели проанализировать, развить, раскритиковать и отчасти опровергнуть. Но и после появления книги Фуко на русском языке крупных монографических работ по истории безумия в России и, в частности, в раннее Новое время не появилось. Одной из наиболее серьезных работ последних десятилетий является исследование Л. В. Янгуловой «Институционализация психиатрии в России: генеалогия практик освидетельствования и испытания „безумия“ (конец XVII – XIX в.)», защищенное в качестве диссертации на соискание ученой степени кандидата социологических наук в 2004 году. Основанная в том числе на новых архивных источниках и методологии Фуко (не случайно ключевое слово в названии работы – «генеалогия»), эта работа содержит основные сведения о практиках определения безумия и обращения с умалишенными, но в фокусе внимания автора прежде всего находится становление науки психиатрии, а поскольку происходило это преимущественно в XIX веке, более раннему времени внимания уделено не так много. В 2007 году был издан сборник статей «Сумасшествие и сумасшедший в русской культуре», но в предисловии к нему оговорено, что его авторы «в основном сосредоточены на социальных проявлениях сумасшествия в культуре России эпохи модерна и не углубляются в период Средневековья, а также не исследуют представления о сумасшествии в контексте православной церкви»5. Тема сумасшествия в XVIII веке затрагивается лишь в открывающей сборник статье И. Виницкого, посвященной трактовке меланхолии Екатериной II и использованию ею этого понятия в контексте идеологии ее царствования6. Интересующая нас проблематика затрагивается также в ряде появившихся в последние годы работ историков и историков-правоведов о месте и роли церкви в пенитенциарной системе России Нового времени, причем особое внимание в них уделено роли монастырей7. Попытка рассмотрения этой же проблематики в социально-культурном контексте предпринята авторами вышедшего в 2023 году сборника статей «Монастырь и тюрьма»8. Довольно подробный очерк того, как власти решали судьбу сумасшедших в XVII–XVIII веках, но без отсылок к Фуко, представлен в статье С. О. Шаляпина и А. А. Плотникова 2018 года, причем в части, посвященной первому из этих столетий, использованы новые архивные документы9. Наконец, в 2019 году темы безумства, меланхолии и монастырского заточения соединились в публикации Е. Махотиной, посвященной XVIII столетию и основанной на документах РГАДА и РГИА