ся просто чудовищный наплыв людей всех сословий. Народ находится в небывалом воодушевлении.
Признаюсь, что сие явление стало откровением не только для меня, но и столичных властей с полицией. Ведь, кроме, обывателей в город вернулось немало солдат и офицеров. В первую очередь это три гвардейских полка, заново сформированных из ветеранов. Ну и ещё несколько рот других частей. Только в итоге получилась огромная толпа, занявшая все кабаки, трактиры и более цивилизованные заведения. В салонах тоже немалое оживление, ведь столичная публика хочет узнать о прошедших сражениях из первых уст.
И служивые имеют право гулять, ведь у нас – Виктория!
Тут архиепископ Гавриил начал службу, и в огромном помещении повисла тишина, нарушаемая только шорохом одежды. Ну и густым басом священника, конечно. Кстати, это новый Гавриил, старый недавно помер. Только предварительно покойный выпил у меня немало крови, как и его коллеги из других епархий. Попы никак не могут простить мне Церковь старого обряда, получившей право вести службы и вообще появившейся благодаря моей воле. Потихоньку погружаюсь в свои мысли, отрешившись от происходящего вокруг.
Гром победы, раздавайся!
Веселися, храбрый Росс!
Звучной славой украшайся.
Магомета ты потрёс!
Воды быстрые Дуная
Уж в руках теперь у нас;
Храбрость Россов почитая,
Тавр под нами и Кавказ.
Уж не могут орды Крыма
Ныне рушить наш покой;
Гордость низится Хамида,
И бледнеет он с луной.
Почему-то пришли в голову стихи капитана Державина, опубликованные недавно в газетах и влюбившие в себя русское общество. Забавно, но поэт мог оказаться гораздо восточнее Крыма, где проявил себя в полку, проштрафившихся преображенцев. Гвардеец участвовал ещё в перевороте 1762 года и запятнал себя, присоединившись к заговору Орловых. Но я не изувер или палач, поэтому многие офицеры, пусть и потеряв два чина, получили возможность заслужить прощение кровью. И многим это удалось. Вон Долгоруков дослужился даже до генерала и одного из героев прошедшей войны.
Благодаря тщательному освещению происходящих баталий в газетах, про Румянцева, Вейсмана, Каменского, Долгорукова, Ивана Салтыкова, фот Тотлебена, а также адмиралов Спиридова, Грейга и Сенявина знают даже крестьяне. Я ведь приказал зачитывать газеты на всех праздниках, ярмарках и прочих сборищах. Развлечений сейчас мало, и простой народ с радостью слушал про победы русского воинства.
И, конечно, отдельной строкой шло имя Александра Суворова, чья звезда взошла на этой войне. Именно сын сибирского губернатора разбил армию османов в битве при Козлуджи в конце лета прошлого года. Александр Васильевич сделал это малыми силами, буквально уничтожив превосходящего врага и лишив Порту боеспособных войск. А ещё он помог основной части русской армии, которая, как раз, закончила очищать Крым от татар, армян, греков и иудеев. Плюс мы отразили сразу два мощных десанта войск султана, которые являлись больше актом отчаяния, нежели продуманной стратегии. С учётом успешных действий персов, взявших штурмом Багдад и немало других городов Междуречья, султана ждали большие неприятности.
Нам оставалось сделать последний шаг. Надо было только подтянуть резервы и припасы. А уже в следующем, то есть этом году, Румянцев намеривался атаковать Константинополь. Ведь неудержимый Суворов в начале осени умудрился занять часть перевалов за Дунаем, в том числе взяв штурмом ряд сильных крепостей. Наступать далее стало опасно, так как наши войска просто выдохлись, а ещё испытывали недостаток провизии, вооружения и даже тёплой одежды.
Но вмешался внешний фактор, который Россия пока не может игнорировать. Нет ещё у нас такого запаса прочности, дабы серьёзно противостоять главным европейским игрокам. На суше мы разгромим любую армию мира, что понимают и враги. Однако не все дела решаются на полях сражений. Ладно, сложившуюся ситуацию мы ещё обсудим на ближайшем заседании правительства.
Между тем архиепископ заголосил новую очередную молитву, а народ начал иступлённо креститься. Я не отставал от окружающих, осеняя себя крёстным знамением. Мне за это и нравятся подобные службы. Отказаться от них нельзя, хотя очень жалко потерянное время. Поэтому я использую их для обдумывания сложившейся ситуации. Получается весьма удобно. Поданные до сих пор верят в религиозность их императора. Даже супруга думала, что я закрываюсь в кабинете, чтобы бить поклоны перед иконами. Когда Катя узнала правду, у нас состоялся серьёзный разговор. Мы тогда даже серьёзно поссорились первый и единственный раз. Уж больно трепетное у жены отношение к религии, и она не смогла понять такого циничного поведения. С трудом удалось убедить благоверную, что иначе у меня просто нет ни минуты покоя. Сразу набегут соратники с очередными просьбами, если увидят, что монарх освободился. Здесь даже семьёй не прикроешься, ведь все знают, в какие часы я уделяю ей внимание.
Быстро прогоняю в голове вопросы, которые надо обсудить на заседании Кабинета министров.